— Вы знаете? — не поверила Майка.
— И я скажу.
— Са-ва.
— Сава.
— Э-туа! — ответила Майка по-французски, сама не понимая, откуда что берется.
Диковинная птица поморгала разноцветными глазами, подвигала снежным оперением и…
…развалилась, превратившись в неряшливую гору льда с разноцветными жужиками на вершине.
— Ты чего-нибудь поняла? — спросил Никифор.
— Неа, ничегошеньки, — сказала Майка.
Кое-что было ясно ей до последнего донышка, но девочка опасалась, что Никифор поднимет ее на смех, и потому слукавила.
Форс-мажор
И вот они уже стояли возле дома, похожего на Майкин, как две капли воды.
— Тут две дороги, — сказал Никифор. — Или вверх, или вниз. Тебе выбирать.
Рядом с дверью в подъезд располагалась дверца поменьше.
Обычно за ней прятался черный сырой подвал. Надо было только спуститься на четыре ступеньки и не удариться лбом о притолоку.
Девочка заглядывала в подвал всего раз, на спор, но навсегда запомнила запах гнили, шуршание неизвестных существ, пыльные доски, отделяющие одну кладовую от другой, а на дверях — шатких, скриплых, чахлых — толстенные висячие замки. В кладовках было только старье и рухлядь, но замки все равно запирали двери, намекая на тайны, которые детям знать не дозволяется.
— Динь-дон, — уведомил невидимый колокол.
— Не ищи легких путей, ищи правильные, — произнес хор голосов неизвестно откуда.
— Мне сюда, — преодолевая страх, девочка указала на подвальную дверь.
И задудел шутовской мотив. Скрипочки, трубы, кларнеты, тромбоны, виолончели, бубны, пищалки и литавры заиграли громовую, разнобойную музыку.
Жужики отскочили от Майки, словно это она звучала, как целый оркестр.
А может, так оно и было? Ведь о маленьком приключении Майки известно только с ее слов, а она — всем известная фантазерка…
— …И тут я поняла, что это играют гимн страны в мою честь, — так она позднее описывала друзьям свой триумф, а для верности его даже надудела. Ехидный Кропоткин сказал, что гимн старый и его уже давно не играют, потому что «символ тоталитаризма выброшен на свалку истории».
Девочка оказалась права, а мальчик, хоть и был отличником, попал пальцем в небо. Или сел в лужу — смотря с какой стороны глядеть. Через пару лет после описываемых событий старинный гимн взяли из того места, где он прежде хранился, отряхнули, вычистили, и теперь он часто звучит на разных торжественных мероприятиях с участием высоких гостей. И каждый раз, когда Майка слышит этот гимн, ее сердце ёкает, совершенно как тогда, в десятилетнем возрасте…
Девочка стояла возле двери, выкрашенной в тускло-зеленый заборный цвет, и готовилась одолеть последний рубеж. Сделать шаг в неизвестное будущее, которое выбрала себе сама. Что-то сложное происходило внутри — она и чем-то гордилась, и о чем-то жалела, и страшилась чего-то.
— Самый настоящий форс-мажор, — рассказывала потом Майка, а ехидный Кропоткин…
Да, ну его, надоеду.
— Пора, — шепнул Никифор.
Майка дернула дверь.
— Да здравствует созданный волей народов… — запищал Ратла в спину девочки ее же собственным голосом.
Небо грохнуло. Подул сильный ветер. До грозы было рукой подать.
Резиденция
В покоях Примы было просторно и свежо. Сквозняк, выродившийся из наружного грозового ветра, метался по необъятным хоромам и игриво посвистывал.