Еще в глаза бросились кровоподтеки на лице и разбитая губа. Нет, никак бедолага не мог заполучить все это при падении. А значит…
Кто-то поработал над его физиономией. Это уж несомненно. А что было дальше, можно только догадываться. Сам ли он скатился с такой кручи или кто-то столкнул его коляску, в результате чего он и шмякнулся башкой о парапет. Так или иначе, но удар оказался достаточно сильным, раз он получил смертельную рану.
А может быть, расчет был на то, что, оказавшись в воде, безногий человек не сумеет выплыть? И, наверное, так бы и произошло, но помешал гранитный камень, с одной стороны омытый мутной, чуть зеленоватой водой, а с другой парапет был весь в крови, к которой прилипли грязные непромытые волосы с головы инвалида.
– Эй? – повторил Федор и увидел, как карие, теряющие к жизни всякий интерес глаза уставились на него.
Удивило, что в этих глазах не было страха перед смертью, как иногда случается с людьми, понимающими свою обреченность.
«Ну и хорошо, – подумал Федор. – Значит, не придется врать, убеждать, что все будет хорошо и он обязательно выживет. Да, похоже, это ему и ни к чему. Возможно, он сам хотел умереть?»
– Да, парень, – вздохнул Федор с сочувствием. – Скажу тебе прямо. Не самый лучший способ выбрал ты, чтобы покончить с жизнью.
– Так пришлось, – едва слышно проговорил раненый и добавил уже совсем слабеющим голосом: – Они хотели меня… – Он замолчал, часто-часто заморгал. Тело стало вздрагивать, точно его пробрал озноб.
Федор наклонился еще ниже, чтобы получше расслышать, что скажет умирающий. А сам подумал: «Неужели уже отходит? Вот незадача. Так ничего толком и не выяснил».
– Эй, парень? Ты можешь сказать, кто они? И чего они хотели?
Сержант Юранов, размахивая руками для лучшего равновесия, сбегал с крутой набережной к Туманову.
Безногий как-то странно посмотрел на приближающегося человека в милицейской форме и сказал, теперь уже не глядя на Федора, а только на спешащего Юранова:
– Там у меня в комнате… на двери… – Он опять замолчал, словно каждый произнесенный звук давался ему с неимоверным усилием, и чем больше он говорил, тем быстрее сокращался остаток времени, отведенный ему для жизни.
Федор испугался, что инвалид умрет и он не успеет узнать главного. Ведь неспроста тот пытается что-то сказать ему. И он потормошил лежащего:
– Продолжай, парень. Не молчи. Я тебя внимательно слушаю. Эй! – Он схватил бедолагу за плечо, слегка встряхнул, когда глаза у того стали закрываться. – Очнись. Слышишь? Я верю, что ты не хочешь умирать.
Но инвалид больше не произнес ничего. Теперь его безногое тело лежало возле гранитного парапета без малейших признаков жизни.
– Чего он? – спросил запыхавшийся Юранов, брезгливо поморщившись от изобилия крови, на которую как по команде тучей слетелись неизвестно откуда взявшиеся черные мухи.
– Чего он тебе говорил? – допытывался Юранов, проявляя любопытство, от которого Федора чуть передернуло. Зачем шоферу это знать?
– Послушай, ты всегда такой любопытный или только сегодня? Ты кто, следователь? Зачем суешь нос не свое дело? – сказал Туманов.
– Да ладно тебе, капитан, – ничуть не смутившись, ответил водитель и тут же добавил в свое оправдание: – Я просто услышал, как он сказал тебе: «Там у меня…». Вот и все. А чего там у него? Может, пачка долларов в кармане? – И Юранов бесцеремонно запустил руку в карман пятнистой куртки инвалида. Стал шарить.
Федор совсем потерял терпение. Всегда таких ментов презирал.
– Скажи, что ты делаешь? Здесь работа не для твоего ума. Вот что, топай к своей машине и передай по рации Володину в дежурку, что инвалиду кранты.
Водитель недобро стрельнул глазами на Федора.
– Ну, чего ты, капитан? Я ведь только хотел помочь тебе. Все равно надо досмотр сделать. Если так хочешь, – пожал он плечами, – делай сам.
– Да. Я сам сделаю все, что нужно. Да и досматривать-то в его карманах нечего. А ты иди. И скажи Володину, пусть медиков нам пришлет.
Юранов пошел с недовольной физиономией, чувствуя себя оскорбленным. Потихоньку выругался на капитана:
– Вот сука этот Туманов. Меня к машине отослал. Ну и хрен с тобой. Тоже мне опер-жопер.
«Скорая» приехала минут через двадцать. Молодой рыжий, с веснушками на лице фельдшер даже не стал толком осматривать инвалида. Не захотел возни.
– Смерть наступила в результате травмы, полученной при ударе головой о парапет, – вынес он заключение, усомниться в котором Федор и не пытался, потому что и сам считал: дело обстояло именно так.
– Но если у вас есть сомнения по поводу его смерти, можете направить тело на судебно-медицинскую экспертизу, – посоветовал он, видимо, принимая Туманова за новичка.
Володин поджидал Федора в дежурке. Едва старенький «жигуль», прозванный в управлении луноходом, подкатил к подъезду, старший лейтенант выскочил на улицу, заглядывая в как всегда невозмутимое лицо капитана Туманова. Видя, что Федор ни словом не обмолвился, не утерпел:
– Ну, что там произошло-то?
Федор бросил на него несколько обиженный взгляд.
– Удружил ты мне, Володин. Труп там. Умер твой инвалид. Свидетелей нет. Приехали, а он отходную сыграл. Вот так, Володин.
– Вон оно как. – Володин на минуту задумался, стараясь угадать настроение Федора. Обида – это еще не настроение. С этим можно справиться. Сейчас главное – уговорить Туманова сделать хорошую отписочку, что так и так, вследствие собственной неосторожности гражданин получил травму головы, отчего и скончался.
Володин схватил Федора под руку, поволок в сторону, чтобы никто не слышал их разговора.
– Слушай, Федя, ну его, этого инвалида. Умер он, и ладно. Если врач предполагает, что смерть его наступила от удара головой об этот булыжник, то и пусть. Нас это вполне устраивает.
– По собственной неосторожности? – Туманов заранее угадал, что дежурный хочет увидеть в рапорте. А попросту Володину не хочется возиться. Сутки отбарабанил, и ладно. На кой черт ему сдался этот пропащий инвалид? А начни копаться что да как, хлопот не оберешься. А дело, может, и гроша не стоит.
– Именно так, – шепнул Володин, стараясь говорить так, чтобы их никто не услышал. – Правильно кумекаешь, Федя. Бог с ним, с этим инвалидом.
Туманов хлопнул старлея по плечу. В смекалке ему не откажешь.
– Ох, хитрец ты, Володин. На что меня подбиваешь?
– Согласен взять грех на душу, – скроил старший лейтенант постную физиономию и приложил обе руки к груди. – Ты здесь ни при чем, Федя. На мне грех. И спрос с меня. Уступи. Не иди на принцип.
Федор промолчал. Пошел к дверям, но вдруг остановился.
– Постой. Но ты же говорил, позвонила женщина?..
– Федя, дорогой. А где ее искать? Случайная прохожая. Знаешь сам, Федя. Я думаю, это тот случай, когда к нам не поступит заявления от родственников. Ножевых ран нет на теле?
– Нет.
– От огнестрельного оружия тоже нет. А упасть по пьяни может всякий. Да у него ведь даже паспорта при себе нет. Уверяю тебя, он бомжара. Побирушка. Сам знаешь, сколько таких вокруг.
Туманов за то время, пока они стояли и разговаривали, успел выкурить сигарету. Притушил носком ботинка окурок и сказал, оставляя право решать исход дела по факту смерти безымянного инвалида за Володиным:
– Ладно. Поступай как хочешь.
От радости Володин прихлопнул ладонями.
– Вот и ладненько. Спасибо тебе, Федя. Спасибо, родной, – прокричал он в спину уже уходившему Федору.
Глава 3
В половине первого ночи Илья Иванович Архангельский подъехал к автостоянке, расположенной рядом с элитным особняком, в котором у него была шестикомнатная квартира на пятом этаже.
С женой у Архангельского отношения складывались так, что дело подходило к разводу. Она с начала лета жила с детьми на даче, в город предпочитала не приезжать, но звонила ему почти ежедневно.
Архангельский не сомневался в том, что его ненаглядная завела себе там молодого любовника, который и ублажает ее. Только Илье Ивановичу на это наплевать. Во-первых, в скором будущем ожидаются грандиозные перемены не только в его профессиональной деятельности, но и в личной жизни. И Архангельский к ним уже внутренне подготавливал себя. Во-вторых, у него тоже была любовница. Красавица, каких во всей Москве не сыщешь. А жена – это пройденный этап его бесшабашной жизни. И он даже старался не вспоминать о ней. И не вспоминал бы вообще, если б не ее звонки, которые большей частью касались денег. Хотя Архангельский как добропорядочный семьянин ежемесячно присылал ей по тысяче долларов на содержание детей. Но ненасытная женская натура требовала больше. И приходилось уступать.