Не говоря ничего интимного и конфиденциального, так как ей еще не в чем было признаваться и никакой любви не было, Вильгельмина вкладывала точно сурдинку в свой голос.
Когда люди говорят тихо, кажется, что они имеют секрет, — и вот почему влюбленные говорят тихо.
Г-жа Кадзан из другой комнаты наблюдала за беседой двух молодых людей, все больше и больше стихавшей, точно скрытой, вплоть да неожиданного пробуждения от зажженных ламп, не сомневаясь в этот вечер, что ее план удастся. Провожая их, г-жа Данэле в длинном коридоре поцеловала подругу, но была очень удивлена, найдя ее вуаль смоченным, а щеки влажными…
— Что с тобой? Ты плакала.
— Нет! Ничего!.. — Затем, признаваясь, она прибавила: — Это от радости! — И она обняла свою старую подругу, точно они должны были разделить большое счастье.
Глава IV
Г-жа Данэле, действительно, смотрела не без удовольствия на зарождавшуюся идиллию. Она еще не знала чувства Ганса. Ее подруга рассказала ей о своей печали, о своих опасениях. Но такие мечты о духовной жизни очень часто встречаются у молодых людей и молодых девушек, воспитанных священниками и монахинями. Будет ли Ганс упорствовать? Это было мало правдоподобно, хотя он еще ни в чем не проявлял своей любви к Вильгельмине. Что касается девушки, то она, по-видимому, была увлечена им… У матерей есть инстинкт, который их предупреждает. Точно у них внутри остается телесная связь с ребенком, которая никогда не прекращается совершенно. Когда только ребенок испытывает какое-нибудь потрясение, хотя бы даже отрадное потрясение любви, это передается посредством чувств — точно волна на поверхности возмущенной воды — чуткому челу матери.
Г-жа Данэле угадывала, чувствовала зарождавшуюся любовь Вильгельмины. Такие пустяки, как краска в лице, предпочтение, отдаваемое какой-нибудь книге, пристрастие к одиночеству, выбор романа, беспричинные слезы были определенными признаками… Ганс ни в чем не выказывал себя. Все равно! Г-жа Данэле временно не желала ничего лучшего. Ее дочь была еще очень молода. Разве можно выходить замуж в семнадцать лет? Она хотела бы, чтобы девушка выезжала в свет, хотя бы в течение одной зимы.
Празднества очень редки в Брюгге, но раз в год губернатор дает большой бал, на котором собираются официальные лица, высшее провинциальное общество. Древняя аристократия присутствует там, разукрашенная старинными кружевами, древними драгоценностями, относящимися к славной эпохе, когда одна французская королева жаловалась, увидя столько роскоши, что в Брюгге нашла только одних королев. Вильгельмина предпочла бы скорее не ехать на бал из-за Ганса. Но г-жа Данэле, происходившая из старинной фамилии, испытывала известную гордость при мысли, что она там может показать всем свою дочь. Она хотела, чтобы та была в этот вечер особенно красивой. Долго обсуждался ее туалет. Розовый цвет пошел бы к ней, так как она была брюнеткой. Но белый цвет был скорее оттенком чистоты и невинности. Разве плодовый сад не весь белый весной, когда деревья вступают в жизнь? Ей заказали белое декольтированное платье, открывавшее ее плечи, очаровательный затылок, с черным гнездом завитых волос, обнаженными, немного худыми руками, причем короткие рукава казались крыльями. Все платье было из тюля, воздушное, нежное, как бы невещественное — точно пристегнутое облачко! Настоящая одежда для семнадцатилетнего возраста! Единодушная белизна! На шею предполагалась нитка жемчуга; буфочки должны были быть из белого атласа, веер в руках — точно сложенная лилия.
Это было целое событие, когда наступил бал, и Вильгельмина увидела себя такой нарядной. Она была нежна, как колыбель, затянутая пологом; свежа, как белая азалия. Большое зеркало в стиле ампир в ее комнате точно озарилось светом, когда она посмотрелась в него, как будто лунный свет вошел туда.
Г-жа Кадзан просила Вильгельмину заехать на минутку к ней. Она хотела увидать ее в первом бальном платье, хотела, чтобы и Ганс увидел ее, так как он отказывался отправиться на бал, всегда замкнутый и лишенный светских вкусов.
Карета остановилась на улице L'Ane-Aveugle. Через минуту Вильгельмина с матерью прошла в столовую древнего дома, где обыкновенно находилась г-жа Кадзан. Последняя воскликнула от восторга…
— Вильгельмина, ты чудесна! Как хорошо, что ты а белом. Какая чудная прическа! Кто причесал тебя?