— Я возьмусь, Борис Петрович, я возьмусь! — вскочил Плотников и столько в его голосе было убедительности, страстной просьбы поверить ему, что директор, с трудом скрывая добрую улыбку, сказал серьезно:
— Хорошо, посмотрим…
Отпустив Плотникова, Борис Петрович вызвал к себе секретаря комсомольской организации школы — десятиклассника Леонида Богатырькова.
Это был скромный, несколько медлительный юноша с очень широкой грудью, большими руками, крупными чертами лица. Во всем Леонид проявлял редкостную добросовестность: если конспектировал статью, то уж основательно, с ссылками на страницы и издание; делал радиоприемник — так на приемник, этот любо было поглядеть.
Вызванный учителем, Богатырьков отвечал не сразу. Несколько раз поглубже вобрав воздух, будто собираясь с силами, он, наконец, начинал рассказ — неторопливо, с паузами, но в ответе чувствовалась крепкая логическая кладка, самостоятельность мысли, ясной и глубокой.
Глядя на него, Борис Петрович не раз с удовольствием думал: «Крепок. Такой не оставит и горящий самолет».
Еще в шестом классе Богатырькова прозвали «точкой» за паузы в самых неподходящих местах рассказа: скажет «потому, потому что» и замолчит. Но скоро товарищи пригляделись к нему, прониклись уважением и вот второй год избирали секретарем.
Малыши и сейчас за добродушие и силу почтительно величали его Добрыней.
И в комсомольских делах Леонид отличался некоторой медлительностью, но все делал на совесть. Если уж он предлагал на комитете: «Давайте освободим учителей от дежурства, у них и так много дел», — то можно было положиться — комсомольцы дежурство организуют безупречно.
— Вот что, секретарь, — сказал Волин, пригласив Леонида сесть, — в классе Серафимы Михайловны учится Толя Плотников, неплохой парень, но неорганизованный, несерьезный. Он мне сегодня слово дал — хорошо заниматься. Возьмите-ка и вы его на свой комсомольский прицел… Надо, чтобы у мальчика появилось самоуважение.
— Мы в тот класс, Борис Петрович, решили послать для работы с пионерами Виктора Долгополова, у него задатки воспитателя, — солидным баском сообщил Богатырьков и посмотрел на директора спокойными внимательными глазами.
— Это уже ваше дело. Только не перегружайте поручениями одних и тех же. Комитет и учком вместе собирали?
— Нет еще…
— А пора бы! — посоветовал Волин и тихо покашлял. В покашливании этом слышался упрек: «Посамостоятельнее, друзья, надо быть. Не все же вам ждать указаний».
В кабинет опять вошел Вадим Николаевич. Волин рассказал ему о разговоре с Толей и его обещании.
— Сомневаюсь, очень сомневаюсь, — буркнул Корсунов, — завтра же все забудет.
— Нам надо, Вадим Николаевич, больше верить, — мягко возразил Волин, — это, знаете, ими оценивается и они не подведут….
— Да забудет же этот Плотников все, что обещал!
— А мы ему напомним, на то ему и двенадцать лет, чтобы забывать… А мы не поленимся — и раз, и два напомним, да вот и комсомольцы нам помогут, гляди, дойдет до сознания. Допускаете?
Корсунов покосился на Богатырькова и промолчал.
— Прошу вас, Вадим Николаевич, задержаться еще ненадолго, — попросил директор.
Богатырьков, деликатно попрощавшись, вышел.
Волин был сегодня на уроке у Корсунова и решил сейчас поговорить с учителем. Вадим Николаевич сел в кресло у стола.
После нескольких замечаний по уроку, Борис Петрович опросил:
— Я бы хотел знать, Вадим Николаевич, что вы предпринимаете, чтобы отстающие ученики успевали?
Корсунов поморщился:
— Правильно было бы спросить, что они предпринимают? Не успевают они, а не я! — резко ответил он.
— Нет, я спрашиваю именно о ваших действиях. Мы для того и существуем, чтобы учить, нерадивых заставлять работать, слабым помочь, узнавать: не мешает ли что-нибудь дома, есть ли учебники, так ли, как следует, они готовят уроки? Может быть, разумно вызвать неуспевающего на комсомольский комитет, или прикрепить к отстающему кого-либо из родителей, из комсомольцев? Во всяком случае, неверно зачислять всех неуспевающих в разряд лентяев, следует терпеливо доискаться истинных причин, а не думать, что спасение утопающих — дело самих утопающих.
— Но есть же такие, которые не хотят, чтобы их спасали!
— Явление очень редкое и тоже преодолимое, — убежденно сказал Борис Петрович.
— А если все же это лень?
— Ее надо перебороть. Оставляйте ленивых после уроков, действуйте на них через печать, ученические организации, заинтересуйте кружком, пришлите ко мне, вызовите родителей. Общими усилиями мы воспитаем чувство ответственности. Но только не оставайтесь, Вадим Николаевич, бесстрастным наблюдателем. Это не сделает вам чести.