Дома она не находила себе места. Что же предпринять? Наконец снова отправилась в школу.
Около пионерской комнаты она встретила Алешу Пронина в лыжном костюме с нашитыми на рукаве лычками председателя совета отряда. Лоб Алеши был перевязан широким белым бинтом и от этого волосы его казались особенно черными.
— Есть очень важное дело… — обратилась к нему учительница.
— Важное? — подтянулся Пронин и выжидающе посмотрел на Анну Васильевну.
Она рассказала о происшествии.
— Нужна ваша помощь. Давай соберем актив класса. Я буду ждать вас в учительской.
Не прошло и получаса, как перед Анной Васильевной сидели: классный организатор, члены редколлегии во главе с редактором Игорем Афанасьевым и еще три пионера.
— Ребята, — сказала учительница с такой тревогой в голосе, что все насторожились, — два часа тому назад у нас в школе произошел позорный случай.
Ребята сидели серьезные, притихшие.
— Представьте себе, — сурово говорила она, — станет наш Федюшкин работать на заводе, даст ему мастер задание, а он ответит: «Не хочется делать» — и уйдет домой. Вот, скажут, воспитала школа! Какая? Восемнадцатая имени Героя Советского Союза Василия Светова. Приятно нам будет? Думает ли Федюшкин о чести нашей школы? Нет, конечно! И нам надо напомнить ему об этом.
Подойдя к столу, она взяла карандаш, хмурясь, постучала им беззвучно по ладони.
— Хуже всего то, что так недостойно поступил человек, изучающий Сталинскую Конституцию. Что же это получается? Отвечает по Конституции на пять, а что делает?..
Она умолкла. После недолгой паузы спросила:
— Могу я рассчитывать на вашу помощь?
За всех ответил Пронин:
— Будьте спокойны, Анна Васильевна!
И, став смирно, скомандовал:
— Сбор по цепочке!
Они все мгновенно исчезли, только Пронин остался и, озабоченно расхаживая по учительской, что-то сосредоточенно обдумывал.
— Надо, чтобы цепочка не ржавела, — наконец сказал он.
— Верно! Когда все соберутся, председательствовать, конечно, будешь ты, — заметила Анна Васильевна, словно иначе и быть не могло.
— А о Федюшкине вы расскажете?
— Нет, зачем же, ты председатель совета отряда… тебе доверено руководство…
— Ясно! — решительно сказал он.
В это время из двора во двор мчались пионеры.
— Сбор по цепочке!
— Сбор по цепочке!
И маленькие фигуры, запахивая на ходу пальто, надвигая поглубже на головы шапки, бежали в школу.
Отряд собрался в пионерской комнате. Пронин поднялся, оперся пальцами о стол.
— Товарищи, знаете, что у нас произошло?
Федюшкин сидел у двери, виновато опустив голову. Он и сам уже не рад был, что «проявил характер».
Пронин рассказал о поведении товарища.
— Желающие выступить есть?
Поднялось несколько рук. К столу подошел Игорь, не торопясь достал из кармана куртки блокнот и, постучав по его обложке карандашом, — точно так, как это делала недавно учительница, — спросил у класса:
— Если нам учителей не слушаться, так кого тогда слушаться? Он спрятал блокнот и, повернувшись к Федюшкину, воскликнул, требовательно глядя на него карими, с золотой искринкой глазами.
— Называется человек Конституцию изучает! — У него сорвался голос, он «пустил петуха», но ничуть не смутился, прокашлялся и продолжал: — А ты о чести отряда подумал? О школе подумал? Это если у тебя личные переживания, или фантазия, так что взбрело на ум, то и делай? А сила воли где? Галстук с него надо снять! — заключил Игорь энергично. — И учителя Конституции попросить, чтобы оценку снизил. Вот!
Афанасьев пошел к своему месту, Брагин шепнул ему в догонку: «Правильно!»
— Ребята, — поднялся было Федюшкин; голос его жалобно дрогнул, лицо приняло виноватое выражение.
Ему не дали договорить.
— Четырнадцать лет ребята!
— Раньше надо было думать!
— Он и учится спустя рукава!
— Садись уж!
Но Федюшкин все же выкрикнул:
— Анна Васильевна, я дома выучу… и еще дополнительно!
Его маленькое личико с невысоким лбом и несколько вытянутыми вперед губами стало растерянным, всем видом своим он умолял забыть этот прискорбный случай.
Алеша Пронин поднял руку, призывая к тишине, с возмущением посмотрел на Федюшкина.
— Нет, не дома! — и повернулся к Рудиной, сидевшей в стороне: — Анна Васильевна, пусть завтра здесь останется… и подольше.
— И останусь, а чего же, и останусь! — решительно сказал Федюшкин.