Сюрприз ждал и Анну Васильевну.
Вдруг открылась дверь класса, и на пороге его появился торжественный Лева Брагин. В руках он держал альбом.
— Это вам от нашего класса, — подойдя к Анне Васильевне, сказал Лева, и толстые губы его расплылись в улыбке.
В альбоме оказались портреты советских писателей. Их тайно рисовали целый месяц лучшие художники седьмого «Б».
Анна Васильевна растерянно оглянулась, но на нее так ласково-ободряюще смотрели родители и так радостно — дети (в их взглядах можно было прочитать: «Не ожидали? Здорово мы придумали?»), что, прижав подарок к груди, она ответила Леве счастливой улыбкой, чувствуя, что не в состоянии сказать ни слова.
— Спасибо, — наконец, тихо сказала она. И окончательно овладев собой, добавила: — Ребята, вы идите! Пора готовиться. Мы немножко позже придем.
Дети ушли готовиться к спектаклю, а родители сели за парты.
— Я думаю, — начала Анна Васильевна, — что этот вечер укрепит нашу дружбу.
Она мельком посмотрела на инженера Пронина. Он в последнее время был частым гостем в школе.
Пронин, с трудом втиснув себя в парту, задумчиво гладил ее лакированную крышку.
«Школьная парта, — растроганно думал он, — сколько здесь шалунов пересидело!.. Если бы описать историю какой-нибудь парты, получилась бы интереснейшая поэма. В нашей памяти могут стереться лица знакомых, события и книги, но мы всегда будем помнить каждую морщинку на лице своего учителя, будем помнить парту, за которой мы сидели, потому что невозможно забыть светлые страницы детства. Эта парта вызывает и немного грустные мысли… вдруг увидишь себя за ней мальчишкой и подумаешь: „Да как же это было давно!“»
— Именно в единстве воспитателей школы и родителей наша сила, — откуда-то, словно издалека, доносился до его слуха молодой голос учительницы, и то, что она говорила, было очень важно и близко, не отвлекало его от собственных мыслей, а как бы вплеталось в них.
«И если, обремененный делами, уже в годах, ты неожиданно оказываешься за этой детской партой, и учительница, ясная и чистая, как твой сын и его будущее, говорит: „Будь ближе к школе“, разве можно не откликнуться?»
Анна Васильевна умолкла. Пронин встрепенулся, поднял руку и, получив слово, вышел к столу:
— Давайте, товарищи, от пожеланий перейдем к делу, — оказал он. — Кто чем может быть полезен нашей школе?
«Нашей школе» у инженера получилось очень душевно и почти каждый подумал: «Действительно, школа-то наша».
— Я, например, раз в неделю мог бы руководить радио-кружком… Провести экскурсию в цехи и лаборатории. Потом, я думаю, мы с Анной Васильевной пройдем в заводской комитет комсомола, договоримся там о встрече с молодыми стахановцами. Верно?
— Ну, еще бы не верно! — воскликнула Анна Васильевна и все заулыбались.
Выступали многие, говорили недолго, но хорошо — так всегда бывает, когда слова идут от сердца.
В класс вошел Леонид Богатырьков и что-то тихо прошептал Анне Васильевне.
— Сейчас, — ответила ему Рудина и, обращаясь к родителям, пояснила: — Мы для вас пьесу подготовили. Не судите только слишком строго, как сумели!
Зал был переполнен. Все же просочились и неприглашенные ценители.
На сцене появились «артисты». В неузнаваемого старика превратился Алеша Пронин. Красноносый, беззубый Жигалов — Долгополов под всеобщий хохот то и дело повторял: «Без жульничества». Очаровательная Змеюкина (трудно было узнать Анну Васильевну в этой женщине с нелепо взбитой прической в яркозеленом платье), — жеманно вздыхала: «Дайте мне поэзии, восторгов!»
Борис Балашов, сидя в последнем ряду, бранил себя за то, что отказался от роли Жигалова. Он бы сыграл не хуже… «И все мой гонор, — когда же ты, критически мыслящая личность, избавишься от него».
После спектакля «артисты», в гриме и костюмах, к великому удовольствию семиклассников и, видимо, своему собственному, появились среди зрителей, провожали родителей.
Балашову очень хотелось подойти к Анне Васильевне, сказать ей что-то такое хорошее, чтобы она поняла — он осуждает себя. Но он не сделал этого: «Еще подумает, что заискиваю».
Домой он пошел с Виктором. Они жили по-соседству и в последнее время сдружились.
— Ну как? — допытывался Долгополов.
Рядом со стройным Борисом он казался крепышом. Черный свитер его, выглядывая из-под пальто, подступал к широкому подбородку.
— Неплохо, — скучным голосом неохотно ответил Балашов. — Были мелкие недостатки, как говорят и театральном мире — «накладки», а в общем — вполне прилично.