Хуже, беднее его, пожалуй, жил только Стасик Средзинский, бывший воспитанник детской колонии. В детстве Стасик бродяжил, катался в товарных вагонах, даже карманничал, но, повзрослев, «завязал», поступил на завод. Подзаработав деньжонок, обзавелся шикарным костюмом в клетку, феской, кепочкой-шестиклинкой, клифтом (так называл он пальто) и приехал сюда учиться. Но денежки кончились быстро, одежка поизносилась, и теперь он ходил отощавший, как пес, с постоянным голодным блеском в глазах.
Стасик всех уверял, что родом он из Адессы, где у него есть сеструха. Но сеструху свою он скорее придумывал, потому как никто никогда ему ни посылок, ни денежных переводов, ни даже писем не присылал.
Были среди ребят и такие, кто жил неплохо и даже с запасцем. Самым «богатым» был Алик Касьянинов, неунывающий малый, любитель танцев и девочек. У него у единственного на курсе имелась моднячая куртка на молнии и шевиотовый темно-синий костюм. Вместо кепки носил он беретку, лихо надвинув ее на левую бровь. Каждый месяц в одно и то же число Касьянинов получал денежный перевод, казавшийся всем очень крупным. И был еще Мишка Валегин — Валега. Накануне каждого выходного он отправлялся к родителям в город, в уютный их домик с садиком, с белыми занавесками на окошках, с кошкой-копилкой и слониками на комоде, с ковром на стене, где по синей воде плыли белые лебеди, и привозил оттуда мешок, туго набитый съестным. Сопя, рассовывал содержимое в тумбочку и в сундучок под кроватью и все запирал на замок.
Как-то, уехав в родительский дом, он удосужился там заболеть и проболел так долго, что из его запертой тумбочки начинало пованивать. Средзинский, поковырявшись недолго гвоздиком, отпер замок и принялся копаться в оставленной Мишкой пище…
Почти вся она оказалась подпорченной, сохранились в съедобном виде лишь сухари да пачка сухого клюквенного киселя. Ими Средзинский и начал питаться. Как только техничка шла затапливать печи, он уж крутился возле с кружкой в руках, спеша заварить трофейный кисель.
Сделалось несколько легче, как только стали платить стипендию. Но ее не хватало даже на то, чтобы кормиться в столовой. А были нужны и краски, и кисти, а многим еще и курево. На большой перемене возле дверей канцелярии постоянно толпился народ, все лезли к написанному рукой секретарши списку, кому получать переводы сегодня, посылки и письма из дому. Не подходил никогда к этому списку один только Стась.
И вот вдруг Средзинского, самого бедного, из училища исключили…
Произошло это так.
2
Еще в начале учебного года Досекин вменил в обязанность им, первокурсникам, обзавестись небольшими блокнотиками и зарисовывать в них все, что покажется интересным, — заборы, дома, деревья, животных, людей. «Наблюдайте — на улице, дома, везде — как идут, как стоят, группируются люди, как они разговаривают, как держатся…»
Все это было, видимо, нужно, только с тех пор химичка Зоя Денисовна, за малый рост свой прозванная Молекулой, а за ней и математичка, другие учителя стали все чаще докладывать завучу, что на уроках отсутствовали такие-то. И называли одни и те же фамилии. Это и были таланты. Завуч пытался призвать их к порядку, но директор смотрел на их вольное поведение более чем снисходительно, хотя остальных за пропуск уроков наказывал строго.
Первой жертвой деления курса и оказался Средзинский.
Стась был усидчив и, хоть в талантах не значился, даже ругал их жлобами и фраерами, тем не менее втайне завидовал им. И вот, подражая талантам, он тоже стал пропускать уроки. Но то, что сходило им с рук, ему вменили в вину.
Весь курс запомнил тот день, когда все это случилось.
Директор вкатил свой обширный живот на коротких ножках на середине урока. Встал у стола с твердо спаянными губами и каменным подбородком, молча обвел присутствующих замороженным взглядом, и по рядам потянуло словно бы ледяным сквознячком.
— Средзинский, встаньте!
Средзинский поспешно вскочил.
— Где вы были позавчера, во время урока физики?
Стась промолчал, не ответил.
— Где, я вас спрашиваю, вы были во время урока физики? — отчетливо, с расстановкой повторил свой вопрос директор. — И где находились вчера, во время урока химии?
Средзинский опять промолчал.
— Вы что, не желаете больше учиться?
Стась с трудом разлепил непослушные губы:
— У меня уважительная причина.
— Какая, извольте мне объяснить!
— Я был у врача.
— Почему не представили справку?
Все напряглись: что ответит Средзинский? Но тот опять замолчал.