Жил я в то время вместе с тремя товарищами в доме крестьянина Маркина; сын его учился вместе с нами в одном классе. Питались из общего котла. Хозяйка дома варила нам суп и кашу, а хлеб у каждого был свой — его присылали из дома.
«Коллектив» у нас подобрался разношерстный. Самой любопытной фигурой был, пожалуй, Саша Фролов — юноша впечатлительный, горячий, неуравновешенный. Он не признавал никаких авторитетов, то и дело вступая с кем-нибудь в конфликт — с учителями, товарищами и даже комсомольской ячейкой. Но если Саше поручали дело по душе, он отдавался ему со всей горячностью.
Однажды Фролов привез из дома сочинение Кропоткина «Хлеб и воля» и несколько других книжек анархистского толка. Эти книги достались Саше от его отца, испытавшего сильное влияние анархистов. Надо сказать, что книги Кропоткина были прочитаны нами с интересом и на какое-то время овладели нашим вниманием. Но ненадолго. Молодежь искала ответы на самые животрепещущие вопросы — о нэпе, о кооперации, о том, как будет устроено пролетарское государство. Искала и находила их в работах В. И. Ленина. Разобраться самим было, конечно, нелегко, но на помощь приходили учителя.
1926 год. Мы уже перешли в выпускной класс. Читали газеты и бурно обсуждали новости: началась индустриализация! Да и сами выпускали стенгазету — предмет нашей гордости. Читали ее не только ученики и учителя, но даже родители, специально приходившие для этого в школу. Помимо прочих материалов, в стенгазете помещали стихи и рассказы школьных самодеятельных писателей и поэтов.
Желающих попробовать силы в литературе было много. Поэтому-то и возникла мысль выпускать свой литературный журнал. С. А. Яковлев, одобрительно относившийся к любой хорошей инициативе, поддержал нас. Редактором журнала единогласно избрали Сашу Фролова. После выхода первых же номеров журнал завоевал в школе популярность. Однако судьба его оказалась непредвиденной.
Создали мы журнал, как я уже говорил, с согласия директора школы. Знал о нашем «детище» и секретарь волостного комитета комсомола Виктор Попов. Мы любили и уважали секретаря волкома. Он не упускал случая побывать на комсомольских собраниях, помогал нам советом и делом. Но как нарочно, именно в это время Виктор получил назначение на другую работу, а вместо него секретарем волостной комсомольской организации стал некто Борис Моисеев. Вид у нового секретаря был надменный, начальственный. На нас, школьников, он смотрел свысока, и если доводилось к нему за чем-то обращаться, то он не советовал, а поучал, как надо действовать. И мы дружно невзлюбили Моисеева.
Узнав о существовании в школе рукописного журнала, Борис Моисеев тотчас вызвал к себе секретаря ячейки Витю Яворского и предложил немедленно ликвидировать этот, как он выразился, «нарост». Моисеев явно усмотрел в издании школьного журнала нечто вроде «фракционной деятельности».
После этого на собрании школьной комсомольской ячейки произошел примерно следующий разговор.
Я в о р с к и й. Кто члены редколлегии журнала и кто вас выбирал?
Ф р о л о в. В редколлегию входят Женя Васютина, Володя Кованов и я. Выбирали нас на общем собрании класса. Бюро ячейки об издании журнала знало.
Я в о р с к и й. Мы получили от волкома комсомола указание ликвидировать журнал, а вам нужно самораспуститься.
Ф р о л о в. Распустить нас вы не имеете права. Снять с нас полномочия членов редколлегии может только наш класс…
Нужно сказать, что мы знали о решении волкома закрыть наш журнал, но, считая это несправедливым, заупрямились. Когда об этом сообщили Борису Моисееву, он пришел в ярость. Приехав к нам, Моисеев потребовал созыва общего собрания. Собрание было бурным; ребята кричали, свистели, не давали Моисееву говорить. Секретаря волкома обвинили в «подавлении свободы». Школьные активисты и даже преподаватели поддержали нас. Дело приняло неприятный оборот.
Наша девятилетка была, если можно так сказать, опорным пунктом волостной комсомольской организации. Нелепый конфликт между Борисом Моисеевым и школьной ячейкой грозил серьезными неприятностями, все последствия которых трудно было предугадать. Но как бы то ни было, в ответ на категорическое требование секретаря волкома прекратить выпуск журнала Фролов продолжал упорствовать. В итоге за свою строптивость он был исключен из комсомола. Члены редколлегии отделались выговорами.