Через полчаса мы подъехали к госпиталю. У ворот стоял наш часовой, кругом никого не было. Со стороны казалось, что здания пусты. Часовой предупредил нас:
— В здание только что прошел капитан из отдела контрразведки.
Мы пошли к главному входу. Не успели подняться на ступеньки крыльца, как услышали выстрел и бросились в вестибюль. Навстречу нам капитан — бледный, с рукой, висевшей, как плеть. Когда я наложил ему жгут, сделанный из носового платка, он тихо сказал:
— С-сволочь! Надо бы его тут же кончить, да не смог — ног у него нет…
Тут прибежал пожилой немец в форме военного врача, начальник госпиталя. Трясясь, как в лихорадке, он на ломаном русском языке стал лепетать, что раненые не знали, что госпиталь находится в зоне, занятой советскими войсками, поэтому и произошло несчастье… Оказывается, увидев советского капитана тяжелораненый немецкий офицер выхватил из-под подушки «вальтер» и выстрелил.
К счастью, пуля прошла через мягкие ткани плеча, не задев кости. Воспользовавшись операционной госпиталя, я провел хирургическую обработку раны и наложил асептическую повязку.
Вместе с Романом Ивановичем капитан провел с начальником госпиталя соответствующую беседу, объясняя, кто мы и зачем приехали. Немцу было приказано предупредить персонал и раненых о последствиях возможных провокаций.
Вскоре в сопровождении врачей госпиталя мы уже обходили палаты. За четыре часа, проведенные там, ни одного инцидента не было. Нас встречали врач и медицинская сестра, они же, как могли, докладывали о своих раненых и больных. Но все были напряжены…
Попав в свою стихию, я, забыв об опасности, осматривал раненых, спрашивал, делал замечания, когда видел, что раненого долго не перевязывали, повязка промокла. Но Р. И. Шарлай все время был рядом, жестко посматривая вокруг. Я видел, что под халатом он держал наготове револьвер. Закончив обход госпиталя, мы убедились, что случайно попавших сюда людей не было.
Приказав начальнику госпиталя наутро явиться в штаб, мы уехали в санитарный отдел.
Здесь Александр Маркович Тарасенко сообщил новость: мне необходимо срочно выехать в штаб фронта, договориться об эвакуации раненых и представиться главному хирургу 1-го Украинского фронта профессору Ахутину…
Имя это мне было давно известно. Ахутин — прославленный военный хирург, выдающийся ученый. С его трудами знакомился не раз, и мысль о встрече радовала меня.
М. Н. Ахутин был армейским хирургом еще в период боев на Халхин-Голе, на озере Хасан. Он, как я уже писал, неоднократно выступал в печати об опыте хирургической работы во фронтовых условиях. Тогда мы слушали его доклады как откровения, а теперь многое из того, что делалось в то время в медсанбатах и госпиталях, легло в основу действующих инструкций и указаний по военно-полевой хирургии.
Вместе со мной в штаб фронта ехали начальник штаба тыла полковник Д. П. Барсуков и офицер связи. Подали «мерседес». Полковник пригласил меня в машину и тут же начал выговаривать за то, что я-де распустил своего шофера. По его словам, мой Иван Михайлович вступил с ним в пререкания, доказывая, что должен везти меня на своей машине. Я пытался отшутиться.
Мы проехали километров пятьдесят — шестьдесят, как вдруг сзади послышались настойчивые гудки «виллиса». Полковник велел остановить машину и узнать, в чем дело. К нам, запыхавшись, подбежал Иван Михайлович и доложил, что машина меня ждет. Барсуков окончательно рассердился.
— Ну, вот что, подполковник, — сказал он, — вылезай из машины и трясись в своем «виллисе»!
Нехотя я пересел в свою машину и стал отчитывать Ивана Михайловича за чрезмерную настойчивость. А он, как ни в чем не бывало, твердил, что тоже за меня отвечает, а шофер автобата молодой. И всякое может случиться…
Своей заботой он меня обезоружил. За разговором мы отстали от «мерседеса». Спохватившись, Иван Михайлович прибавил газу. Расстояние между нашими машинами стало быстро сокращаться. И вдруг мы услышали выстрелы и увидели, что «мерседес» резко вильнул в сторону, перевернулся и упал в кювет.
Подъехав, бросились к «мерседесу». С помощью солдат перевернули машину, осторожно вытащили полковника Барсукова, офицера связи, шофера… Ни один из них уже не нуждался в моей помощи: очередь из крупнокалиберного пулемета прошила всех троих насмерть.
Оказалось, что шоссе обстреляла группа невесть откуда взявшихся фашистов. Сняв фуражки, мы постояли над еще теплыми телами товарищей. Опять смерть…
В штаб фронта все-таки прибыл, но не на машине, а самолетом, так как шоссейная дорога в нескольких местах была перерезана блуждающими немецкими частями.