…Как-то меня вызвал Николай Нилович Бурденко.
— Чувствую себя не так уж хорошо, — сказал он. — сам не в состоянии проводить опыты по глубокой антисептике… А ты с этой темой знаком. Начинай, я помогу…
Грустно и больно было смотреть на Николая Ниловича. Он перенес не один инсульт, двигался с трудом, совсем потерял слух, говорил невнятно и поэтому предпочитал писать.
Нетвердой рукой Бурденко написал заглавие и подробный план моей будущей работы, а также аннотацию докторской диссертации. Не прошло и нескольких дней, как он спрашивал у профессора А. Ф. Лепукална:
— Ну как, Кованов прочитал мою аннотацию?
Лепукалн, исполнявший некоторое время обязанности Николая Ниловича по кафедре, ответил:
— Прочитал. Смущен широким масштабом заданной темы. Боится, что не сумеет охватить и выполнить. Но тема чертовски интересная!
Бурденко проворчал:
— Хотя бы часть выполнил…
Речь шла действительно об очень интересном деле: о глубокой тканевой антисептике, применяемой в лечении гнойно-воспалительных заболеваний посредством введения лекарственных веществ в артериальное русло.
Проведя многократный анализ развития методов и средств борьбы с инфекцией ран, изучив эффективность действия различных антисептических, бактериотропных и бактериостатических препаратов[17] и особенно биопрепаратов, Н. Н. Бурденко пришел к выводу, что наряду с разработкой новых синтетических и биологических препаратов необходимо совершенствовать и методы их введения в человеческий организм. Он близко подошел к проблеме введения химиопрепаратов непосредственно в артериальное русло того или иного органа и длительного воздействия на него различных препаратов. Но осуществить этот замысел у Николая Ниловича не хватало сил.
По указанию Бурденко ассистент кафедры В. Н. Парамонов еще в 1942 году применил в клинике метод введения сульфамидных препаратов в сонную артерию для лечения гнойных менингитов и абсцессов мозга при ранении черепа. А в 1943 году Николай Нилович уже рекомендовал вводить в сонную артерию раствор пенициллина, как более действенного средства в лечении гнойных осложнений при черепно-мозговых ранениях. Он исходил из предположения, что при таком способе можно достигнуть большей концентрации препарата в крови и лучшего воздействия его на гнойный очаг в мозговой ткани. Надо сказать, что в госпиталях 44-й армии, где было много тяжело раненных в голову и конечности, мы не раз прибегали к этому методу.
В разговорах с Лепукалном шеф постоянно интересовался, приступил ли я к экспериментам, не теряю ли понапрасну время. Александр Федорович успокаивал его, рассказывал:
— Он уже экспериментирует в лаборатории. А теперь хочет со мной проконсультироваться…
Собираясь навестить Бурденко, Лепукалн всегда подробно узнавал о моих экспериментах на животных, тщательно записывал полученные данные и планы дальнейшей работы.
— Это ведь своего рода лекарство для нашего старика, — говорил он мне. — Ты уж не подведи, сам знаешь, как все новое, интересное его радует. А он еще может немало дельного подсказать, посоветовать. Удивительно, как по-прежнему неустанно и ясно работает мозг. Жаль его невыразимо…
Однажды летом 1945 года Александр Федорович пригласил меня поехать с ним в Барвиху, где Бурденко находился на лечении. Выехали чудесным солнечным днем. Николая Ниловича нашли на веранде за чтением почты. Приглаживая ладонью редкие волосы, он о чем-то сосредоточенно думал. Я подошел ближе и по-военному взял под козырек — на мне еще была военная форма. Бурденко улыбнулся, покачал одобрительно головой, словно говоря: «Здорово же вымуштровали парня на войне!» Потом пригласил сесть и тут же с ходу начал допрашивать (опять же с помощью карандаша и бумаги): «Как твоя работа? Что уже сделал? Каких больных имел и завязал ли сношения с лечучреждениями?»
Когда я сообщил результаты опытов по введению в артерии антисептических препаратов, шеф этим не удовлетворился:
«Я тебе дам с 15.XII, когда буду в Москве, препарат Лериша. Его надо разводить 1 : 1000, вводить в артерии по 10,0 при суставных нагноениях. Это — на больных».
И тут же приписал: «Когда буду в Москве, свезу сам в госпиталь с инфекциями суставов и остеомиелитом и там проведем несколько больных».
Несмотря на тяжелое состояние, Н. Н. Бурденко не переставал размышлять о дальнейшей разработке глубокой тканевой антисептики. Он крайне раздражался, если ему советовали «отдыхать и ни о чем не думать»; сердился, когда лечащие врачи рекомендовали читать «легкую» литературу. Как-то в нашем присутствии он написал лечащим врачам: «Кто в конце концов старше? И кто кого должен слушать? Нет уж, друзья мои, мне отпущено мало времени, надо торопиться и успеть сделать хотя бы часть из задуманного…»
17
Бактериотропные и бактериостатические препараты задерживают развитие болезнетворных микробов.