Владимир Никитович немедленно пресекал всякую бестактность или упущение по отношению к больным. Он требовал, чтобы все его назначения выполнялись точно и безукоризненно. Авторитет В. Н. Виноградова как врача был непререкаем. Трудно было сыскать равного ему по опыту, знаниям и умению подойти к больному, расположить его к себе и помочь в трудную минуту болезни.
Вспоминается примечательный случай. Однажды я сопровождал в его клинику заокеанскую гостью Элеонору Рузвельт, вдову знаменитого президента. В соответствии с программой, на посещение ею медицинского института было отведено 30 минут, поэтому решил ограничиться посещением клиники Виноградова. Каково же было мое удивление, когда я узнал, что и через пять часов высокая гостья все еще находилась в клинике. Оказывается, Владимир Никитович произвел на нее такое впечатление, что она стала рассказывать ему о своих недугах. Владимир Никитович со свойственным ему тактом разобрался во всех ее жалобах, тут же провел обследование и дал исчерпывающие наставления по поводу того, как себя вести, какой режим соблюдать и какие принимать лекарства. Элеоноре Рузвельт было тогда уже за семьдесят, да и Владимиру Никитовичу примерно столько же.
Через год после посещения института Элеонорой Рузвельт мне довелось приехать в Нью-Йорк и быть ее гостем. Она долго, с большой теплотой и сердечностью вспоминала о встрече с Владимиром Никитовичем и о том незабываемом впечатлении, которое он на нее произвел.
Мы побывали у Э. Рузвельт вместе с известным московским хирургом П. И. Андросовым. На обеде, который приготовила госпожа Рузвельт, присутствовали ее взрослые дети и внуки. Все чинно расселись в столовой за небольшие сдвинутые столики. Блюда подавала сама хозяйка. Помогать ей никому не разрешалось. «Такова традиция нашего дома», — пояснила мне сидевшая рядом ее старшая внучка.
На сладкое хозяйка предложила отведать яблочного пирога ее изготовления. Каждому она торжественно положила на тарелку по большому куску пирога. Мои соседи, попробовав, почему-то больше к пирогу не притрагивались. Откусив, понял, в чем дело: пирог был явно непропечен. Однако Павел Иосифович решил угодить хозяйке, — съев свою порцию, он стал вовсю расхваливать пирог. Я решил «наказать» Андросова за неумеренную лесть и попросил хозяйку положить ему еще одну порцию, что она охотно и сделала. Долго не мог мне простить Андросов эту невинную проделку.
В послевоенные годы в наш институт пришли такие известные ученые, как профессор Петр Кузьмич Анохин — ученик академика Павлова, крупный физиолог-экспериментатор, прекрасный лектор.
Кафедру госпитальной хирургии возглавил выдающийся хирург Борис Васильевич Петровский. Его деятельность, несомненно, способствовала росту авторитета 1-го медицинского института, и не только в стране, но и за рубежом.
Кафедру биологической химии принял профессор Сергей Руфович Мордашев, ученик известного ученого профессора Б. И. Збарского, участвовавшего в бальзамировании тела Владимира Ильича Ленина.
Процесс замены одного руководителя кафедры другим проходил безболезненно. Многие профессора заблаговременно подготовили себе замену. Так, академика А. И. Абрикосова сменил его достойный ученик А. И. Струков. Профессор И. Г. Руфанов передал кафедру известному хирургу В. И. Стручкову.
Ведущие профессора, начиная чувствовать, что их физические возможности ограничены, передавали кафедры молодым, а те в свою очередь, используя опыт и знания учителей, старались в полной мере передать их своим ученикам, готовить высококвалифицированных врачей. Так шел процесс становления и развития института.
Вернувшиеся с фронта преподаватели, изголодавшиеся по научной работе, сутками не выходили из клиник и лабораторий, готовили диссертации. Вскоре состоялась защита докторских диссертаций моих фронтовых друзей И. М. Папавяна и И. В. Шмелева. Приятно было слушать их. Зрелые, умудренные опытом хирурги докладывали результаты своих исследований, проведенных в сложных условиях войны и подкрепленных позднейшими экспериментами, поставленными в научно-исследовательской лаборатории института.