Новикова занимал вопрос, почему при ампутации конечности часто не удается купировать боль и избежать тяжелых последствий, например шока. Зная его повышенный интерес к области бедра, предложил ему исследовать строение футляров мышц бедра. Эта проблема в свое время волновала выдающегося нашего хирурга Пирогова.
Илья Павлович должен был изучать строение футляров мышц бедра и выявить, какое значение они имеют в распространении гнойных заболеваний, а также в применяемом обезболивании при ампутации конечности. Ему удалось установить, что футляры мышц имеют дефекты (отверстия), неодинаково хорошо выраженные у основания бедра и на его периферии. Через эти дефекты футляр одной мышцы сообщается с футляром другой. Более того, он нашел ответ на вопрос, почему, несмотря на хорошо сделанное местное обезболивание, больной иногда остро реагирует на пересечение мышц бедра. Крупные нервные стволы бедра, такие, как седалищный нерв, имеют самостоятельный, хорошо выраженный соединительнотканый футляр. Если анестезирующий раствор не попадает в этот футляр, то обезболивание нерва не наступает. Своим исследованием И. П. Новиков доказал необходимость введения раствора не только в мышцы, клетчатку, но и в футляры крупных нервных стволов — это позволит избежать срывов на операциях и тяжелых исходов.
— Если бы оперировавший меня хирург знал о футлярах и о том, как нужно вводить обезболивающие средства, — сказал мне однажды Илья Павлович, — я избежал бы многих тяжелых минут…
Соединительнотканые футляры изучало несколько аспирантов. Участник Отечественной войны В. А. Клепиков выполнил интересную работу по фасциальным образованиям кисти; И. Котельникова собрала материалы по строению фасциальных футляров мышц голени; Т. М. Кариев — по фасциям и клетчаточным пространствам плеча. А. И. Емельяшенков изучил клетчаточные пространства плечевого пояса. И. Г. Гурбаналиев получил полезные данные по топографической анатомии плечевого сустава. Л. Б. Симонова исследовала фасции и клетчаточные пространства ягодичной области.
Каждый вносил свою лепту в решение общей научной проблемы, вложил много сил и терпения, пережил немало трудных минут. Помню, как болезненно переживала Ирина Котельникова неудачи при освоении методики изготовления анатомических препаратов. Ира пришла на кафедру прямо со студенческой скамьи — худенькая, хрупкая, с милым, приятным лицом. Товарищи по кружку, где они вместе работали два года, заверяли меня в том, что на Ирину можно смело положиться, справится с любой работой.
И хотя мы обычно при отборе в аспирантуру отдаем предпочтение врачам с опытом и практическим стажем по хирургии, Котельникову в аспирантуру все-таки взяли. Вскоре я предложил ей тему кандидатской диссертации: изучить соединительнотканые футляры мышц голени, где часто возникают осложнения как после огнестрельных ранений, так и при производственных травмах.
Ирина увлеклась этой работой. Но видимо, по молодости лет, желая доказать всем, что она «сама большая» и может выполнить тему самостоятельно, Котельникова стала избегать помощи товарищей. И конечно, переоценила свои возможности, знание предмета. Ее доклад на конференции подвергся резкой критике за ряд погрешностей в документации анатомического материала. Пришлось все начинать сначала. Досталось и мне, как руководителю. «Ну можно ли молодую аспирантку оставлять без должного внимания и руководства?!» — справедливо критиковала меня наш парторг Тамара Ивановна Аникина.
Мне ничего не оставалось, как согласиться с ее доводами и сделать для себя выводы на будущее.
После конференции мы долго сидели с Ириной и обсуждали наши дела. Сквозь слезы она говорила:
— Все равно, вот увидите, докажу, что умею работать не хуже других…
После того, что случилось, другие аспиранты стали чаще теребить своих руководителей.
Профессор А. А. Травин, мой заместитель по кафедре, так же как и я, засел за проверку протоколов и изготовленных аспирантами препаратов. Мы более систематически проверяли работы молодых, заставляли переделывать уже написанные главы, проводить дополнительные исследования. Делалось все, чтобы каждая работа при защите могла получить высокую оценку Ученого совета института.
Успехи и неудачи в учебной и научной работе горячо обсуждались на заседаниях партийной группы. Здесь откровенно высказывались различные точки зрения, подвергались критике недостатки. Не спасало ни положение на кафедре, ни заслуги перед институтом. Если профессор или доцент плохо прочитали лекцию, им об этом говорили прямо в лицо, без стеснения. Так было заведено на кафедре давно, и мы оберегали добрые традиции.