В наше время произошло примерно такое же событие. Пока экспериментаторы изучали на животных возможность пересадки почки, определяли жизнеспособность пересаженного органа, условия, при которых почку лучше всего консервировать, и т. д., жизнь заставила хирургов произвести такую операцию на человеке.
Впрочем, далеко не всегда эксперимент на животных может предшествовать операциям в клинике, ибо существует большая анатомическая и физиологическая разница между животным и человеком. Часто успех, достигнутый при операциях на животных, оказывается невозможным в клинике, и наоборот. Операции на «сухом сердце», то есть с помощью специального аппарата, при котором сердце освобождается от крови, останавливается, лучше проходили у человека, нежели у собак. С помощью специальных средств можно остановить сердце человека на час, два и более, сделать необходимый «ремонт» перегородок, исковерканных болезнью клапанов, а затем вернуть его к нормальной жизнедеятельности.
Применение аппарата «искусственная почка», в котором происходит очистка крови от шлаков, когда собственные почки больных не способны делать это, хорошо переносится людьми, но значительно хуже собаками.
Это, конечно, не значит, что можно обходиться без предварительных опытов на животных. Они и сейчас остаются основой развития и хирургии, и современной анатомии. И нам, анатомам, необходимо изучать не только мертвое, но и живое тело, создавая экспериментальные модели операций и прокладывая пути дальнейшего развития хирургии.
Но, достигнув невиданных высот, хирургия остается лишь крайним методом лечения больных. Кто захочет, например, удалить желудок, когда его заболевание можно излечить другим путем? Зачем убирать часть легкого при туберкулезе или злокачественном поражении, если возможно достигнуть полного излечения лекарствами?.. И когда Цельс писал, что «успехи хирургии связаны со слабостью медицины», имея в виду внутреннюю медицину — терапию, то он был в общем-то прав.
Медицина настойчиво работает над совершенствованием консервативных методов лечения, продолжает поиски наиболее действенных лекарств для борьбы с заболеваниями. И по мере появления новых способов лечения и предупреждения болезней хирургические вмешательства будут сокращаться. Доказательства тому есть и сейчас. Удаление желудка и двенадцатиперстной кишки по поводу язвенной болезни теперь, когда изучены причины заболевания, делают только по особым показаниям, так как болезнь можно вылечить лекарствами, режимом, питанием. Новые возможности терапии ограничивают показания к хирургическим вмешательствам.
Любая операция, связанная с удалением жизненно важного органа или даже его части, не может считаться наилучшим способом лечения заболевания. Ведь так или иначе это приводит к снижению сил и работоспособности человека, а нередко делает его инвалидом. Именно поэтому медики издавна старались найти способ, позволяющий пересадить человеку новый орган или ткань взамен пострадавших.
В качестве одной из иллюстраций этого упомяну случай из жизни У. Черчилля, который отдал лоскут собственной кожи брату — офицеру, получившему ранение во время Суданской кампании 1898 года. Вот что пишет Черчилль в своих мемуарах:
«Молино был спасен от гибели благодаря героизму одного из его солдат. Он был привезен в Англию и доставлен в госпиталь. Я решил навестить его. Когда мы беседовали, пришел врач, чтобы сменить перевязку на его ране. Это была ужасающая рваная рана, и врач был обеспокоен тем, что кожа содрана на большом участке. Врач тихо сказал что-то медсестре, и та обнажила свою руку. Они отошли в угол, где он приготовился срезать с ее руки кусок кожи, чтобы пересадить его на рану Молино. Бедная сестра побледнела от страха. Доктор резко повернулся ко мне. Это был высокий костлявый ирландец. «Что бы вы сказали, если бы я взял у вас кожи?» — сказал он. У меня не было выбора, и я засучил рукав. Он продолжал спокойно: «Вам приходилось слышать о человеке, горящем заживо? Так вот, это примерно такое же ощущение». Затем врач стал срезать лоскут кожи с внутренней стороны моего предплечья. Мои ощущения во время медленных движений его бритвы вполне удовлетворяли его описанию этой процедуры. Но я должен был крепиться, пока он не снял отличный кусок кожи с тонким слоем прилегающего мяса. Его ирландец и пересадил на рану моего брата. Этот лоскут остался там и до сего времени и хорошо сохранился во всех отношениях. Я же со своей стороны храню шрам на руке как сувенир…»