Рабфаки, организованные в первые годы Советской власти, сыграли огромную роль в пролетаризации высшей школы и послужили, по образному выражению А. В. Луначарского, своего рода «пожарными лестницами», приставленными к окнам вузов, по которым поднималась к высшему образованию пролетарская молодежь. Рабфаковцы коренным образом изменили лицо вузов и внесли с собой в студенческую среду новую, пролетарскую идеологию, высокую сознательность, настойчивость, упорство. «Даешь науку!» — этот боевой клич объединял все пролетарское студенчество.
Большая часть студентов, окончивших рабфаки, поступала в технические вузы, которые были ближе рабочей молодежи по своему профилю. Но немало рабфаковцев решило посвятить себя медицине.
Демобилизованных из армии фельдшеров узнать было нетрудно: ходили они в военной форме, да и выправка их свидетельствовала о службе в армии. Многие были людьми в возрасте, с большим жизненным опытом и стажем работы. Приехали они в университет вместе с семьями, детьми и те, кому повезло, разместились в семейных комнатах студенческого общежития. Среди других рабфаковцев тоже было немало людей средних лет, получивших возможность учиться только после революции. Лишь небольшая часть курса пришла прямо со школьной скамьи. В основном это были, как и я, дети крестьян-бедняков и рабочих.
Медицинский факультет, после физико-математического, считался в университете самым трудным. Пробным камнем для всех была анатомичка: если студент не мог побороть в себе страх и брезгливость, ему на медфаке делать было нечего. Надо отдать должное профессору Удальцову, ректору университета: он беспрепятственно разрешал студентам переводиться на другие факультеты. И, честно говоря, впоследствии я не раз с завистью вспоминал этот порядок: ведь куда лучше, если человек вовремя поймет свою ошибку в выборе профессии и изберет другую, чем будет тяготиться всю жизнь и работать «без огонька», без любви к своему делу. Это касается любой специальности, но медицинской — особенно. Может быть, можно, не любя, налаживать и ремонтировать станок или механизм, лечить людей — нельзя.
Но сегодня, как бы глубоко ни чувствовал ректор эту истину, он лишен возможности разрешить студенту перейти на другой факультет и тем паче в другой вуз — с него строго спросят за это. В мое же время на факультете оставались только те, кто действительно хотел стать врачом и готов был ради этого с утра до ночи препарировать трупы, зубрить латынь, делать анализы в химической лаборатории.
На первом и втором курсах медики изучают главным образом теоретические дисциплины: строение человеческого тела, функции органов и тканей, биохимические процессы, которые протекают в человеческом организме. Одним из основных предметов считается анатомия.
Заведовал кафедрой анатомии на медфаке известный тогда ученый и педагог профессор П. И. Карузин. Это был высокий человек, с красиво посаженной головой и большим выпуклым лбом. Говорил он не торопясь, тихо, но внятно. Поначалу слушать его лекции было трудно, слишком уж «сыпал» он латинскими терминами. Позднее мы нашли этому объяснение: профессор много лет работал над составлением обширного справочника латинских терминов, употребляемых в медицине.
Впрочем, главным в курсе анатомии были не лекции, а практические занятия. Их проводили ассистенты, они же принимали у нас зачеты. Помню, как все до дрожи в коленях боялись доцента С. О. Стопницкого. Пока студент наизусть не ответит, скажем, все детали строения черепа — бугорки, отверстия, желобки и т. д., — не видать ему зачета, как своих ушей.
Тетя Даша — уборщица, прибирая нашу комнатушку, нередко находила в самых неожиданных местах кости человеческого скелета. После каждой такой находки она в ужасе крестилась и заявляла, что не будет убирать до тех пор, пока мы не соберем все кости и не отнесем их обратно на кладбище. Как я ни убеждал тетю Дашу, что это кости из анатомического музея и мы учимся по ним, она слушать ничего не хотела.
«Освоив» кости и связки, мы впервые пришли в анатомичку — секционный зал, где на мраморных столах лежали приготовленные для изучения кадавры — трупы. Ассистент, видя наше смущение и растерянность, деловым тоном начал объяснять, что бояться трупа нечего, он обеззаражен в формалине и опасности не представляет. Даже запаха гниющих тканей нет, изменяется только цвет тканей, он становится серым…