Вечером научное студенческое общество проводит общеинститутскую конференцию. Надо послушать научные доклады студентов, в том числе и со своей кафедры. Ребята волнуются. Здесь же сидят и руководители научных кружков, профессора, доценты, под руководством которых выполнены работы. Каждый из них хочет, чтобы его подопечный выступил наилучшим образом. Это будет заслуга не только докладчика, но и кафедры, руководителя кружка, темы.
Рабочий день закончился поздно, а завтра с утра надо быть в загородном клиническом отделении. Его мы построили сами. Разобрали подлежащие сносу деревянные здания на Девичке, перевезли их в район города Истры и соорудили небольшой клинический городок. Там после курса лечения в детской клинике лежат на поправке наши маленькие пациенты.
…Нет, один день не похож на другой, но, напоминает мне календарь, все они забиты делами и заботами.
Понедельник и четверг — приемные дни в ректорате. Прием посетителей — дело не простое, особенно когда перед тобой неожиданно появляется в качестве просителя известное лицо. Ох, уж эти известные лица! Они появляются в роли ходатая за того или иного молодого человека, чтобы, скажем, перевести его из периферийного вуза в московский. Этот молодой человек выехал из Москвы в периферийный вуз, там выдержал экзамены и поступил в институт. А когда его зачислили, то он буквально с первого дня начал «бомбить» заявлениями ректорат 1-го или 2-го московских медицинских институтов о переводе на учебу по месту жительства родителей. Ну что ж, дело житейское. Однако ректор не может, не имеет права оказывать преимущество тому или иному молодому человеку из-за положения его родителей.
Разговоры такие вести трудно, говорю — вакантных мест нет. А уважаемый гость знать ничего не хочет, настойчиво просит перевести «племянника» или «племянницу» (конечно же, в порядке исключения) на первый или второй курс лечебного факультета.
Как быть? Сдаться, пойти по линии наименьшего сопротивления — и вскоре в институте нельзя будет повернуться от студентов, а ведь их надо учить у постели больного. Интересы дела пострадают.
Стараюсь терпеливо объяснить посетителю:
— Отказываю вам не потому, что у меня плохой характер, а потому, что, пожалуй, лучше, чем вы, знаю работу врача. Никак нельзя допустить, чтобы создавались невозможные условия для их подготовки.
Проситель замолкает, а затем соглашается, что, конечно, ухудшение подготовки врачей и условий лечения больных недопустимо.
— И в самом деле, почему бы племяннику не пожить самостоятельно, без родителей, как в свое время мы учились? — вдруг соображает уважаемое лицо. И мы расстаемся мирно.
Но бывает и так, что родители — старые, больные люди, и им без сына или дочери действительно жить трудно. Тогда приходится дело о переводе выносить на комиссию и принимать решение об удовлетворении их просьбы. Такого рода вопросы рассматриваются обычно в конце первого или второго семестра.
Чтобы посетители сразу же взяли правильный тон в разговоре, особенно когда речь идет об устройстве в институт дочери или сына, я намеренно положил на виду листочек с четко отпечатанным афоризмом, подходящим к случаю:
«Заслуги родителей по наследству не передаются и не дают права их детям претендовать на особое к себе отношение. Они должны собственным трудом заслужить уважение общества».
Часто разговор с теми, кто пришел в качестве ходатая, начинается с обсуждения этого весьма справедливого тезиса. Не все, понятно, сразу соглашаются с ним; некоторые пытаются спорить:
— Позвольте, как же так! Отец боролся на войне, кровь проливал, а детям нет никаких льгот при поступлении в институт?
— Ну, а кто из нас не воевал? — спрашиваю.
— Далеко не все.
— А если кто и не был на войне, разве они не отдавали все силы, чтобы помочь нам, фронтовикам, — на заводах, в шахтах, на поле?! Как быть с их детьми? Может быть, — продолжаю, — уж если и делать исключение, то для тех детей, родители которых погибли?
— Да, пожалуй, вы правы, — после некоторого раздумья говорит посетитель. — Мы как-никак вернулись и, конечно, поможем детям встать на ноги, а вот сиротам действительно следует помочь в первую очередь…
— Так мы и делаем, — говорю я.
В экзаменационную пору в роли посетителей чаще всего выступают студенты, провалившие один или два экзамена. Они сидят мрачные, насупившиеся и, как правило, стараются в постигшей их неудаче винить кого угодно, только не себя. Или начинают пылко доказывать, что получили «неуд» чисто случайно, просят «войти в положение», допустить к пересдаче. В таких случаях приходится обращаться к помощи секретаря курса, и проситель настораживается. Либо действительно студент провалился на экзамене случайно, либо он «хроник» — с трудом тянется, с горем пополам переходит с курса на курс.