– Дядя, – по свойски приблизился, вмешался в "разборку" Димитриус, – а почему Вы считаете, что он, этот мальчик, недостойно причастился?
– Так, а кто бы посмел?! Я всех предупредил, чтобы не смели всякое отребье исповедовать и благословлять! При тебе же сказал, что любому голову оторву если…
– Так и начинайте, Владыко, прямо сейчас, – ткнулся взглядом в пол племянник.
– Так это ты?! Да как это так?! Как ты посмел? – весь "вскипел" митрополит.
– А что такого? – невозмутимо пожал плечами Димитриус, – нормальный ребёнок. Ну немного простовато одет, но ничего такого, совсем уж отвратительно нищенского, я в нём не увидал…
– И даже запаха никакого? Никакой вони от него не учуял? – со злобным шипением, приблизив своё лицо, к сыну родной сестры, как будто принюхиваясь к нему, вопросил митрополит.
– Нет, – не моргнув глазом ответил молодой священник, – кругом только благоухание, Великий Праздник же…
– Ага! Вот так значит! – подпрыгнув от ярости, топнул обеими ногами о пол митрополит, – пошёл вон!!! Не ты! – ухватил за рукав отшатнувшегося от него Димитриуса, – а ты, недоумок! – вытаращив глаза затопал ногами на попятившего из роскошных покоев начальника охраны.
– Так! А теперь с тобой, засранец ты эдакий, – повернулся к немного испуганному племяннику митрополит, – значит, категорически не хочешь при Дворе службу нести? В монастырь "настрополился"? Думаешь, раз "накосячил", мне назло, проштрафился, то я тебя сейчас в монахи постригу и куда-нибудь, в самый дальний и захудалый монастырь, и ты там, по примеру Святых Отцов, подвизаться будешь? А вот это не видал?! – сунул жирный кукиш прямо под нос мечтательно уставившемуся в окно молодому мужчине.
– Так, где это тут у меня было, – метнулся старый, толстый монах к своему рабочему столу, – а вот! – торжествующе воскликнул порывшись в лежащих на нём свитках, – вот значит…, на рассмотрение мне…, сами никак не могут решить. Так вот. Когда то, к нашему Великому Городу прилегало богатое и благополучное предместье. Храм там, хороший был, большой, в три придела. Но, после набега сарацинского, когда и Город пострадал сильно, то и там совсем не очень… В-общем, благословляю тебя туда. Настоятелем. А то старый уже еле-еле эту ношу тянет.
– А где это? – дрогнул голос Димитриуса от захолонувшей сердце догадки.
– Нуууу, – довольный от предчувствия предстоящего эффекта, вытянул губы трубочкой "придворный" митрополит, – раньше это предместье называлось Парадиз, а сейчас, поскольку оно пришло в крайнее запустение, и к тому же, после случившегося, сразу же за набегом сарацинов, наводнения, из-за которого сейчас часть городской канализации утекает туда, то…, – сделал многозначительную паузу, – то сейчас эта местность называется Гурунакские болота! А что?! – торжествующе вскричал дядя, видя как молодой парень покраснел от невольного гнева, – как ещё этой местности называться, если там проживают в основном свинопасы, которым вполне так удобно, в той грязи и отбросах выращивать хрюкающий скот? Ну и прочие отбросы, в смысле человеческие, там присутствуют конечно: воры, проститутки, нищие и тому подобный сброд. Эх…, приход конечно бедный, еле-еле "держится". Храм хоть и большой, но служат только в одном приделе, в левом, в Богородичном, остальное полуразрушено. Так что, дорогой мой племяш, полный простор тебе там и для Мученичества, и для Духовного Подвига!
– Или откажешься? – помолчав и понаблюдав за напряжённо разглядывающим каменный пол Димитриусом, спросил митрополит, – а имеешь полное право! Двое уже, чуть постарше тебя, отказались. Правда пришлось их из сана извергнуть, а это как ты сам понимаешь…
– На всё Воля Господа нашего Иисуса Христа, я согласен, – хрипло выдавил из себя племянник.
– Ах вот значит как?! – вновь взвился от раздражения митрополит, – ну нет! Нет, дорогой! Всё не так просто. Поскольку, по правилам, ты не можешь принять приход будучи холостым и не постриженным в монашество, то, вот тебе моё второе Благословение. Знаешь ли ты Патрицию, дочь Григория Принхоса?
– О! Нет! – взмолился было молодой парень, но увидав запрыгавших в глазах дяди, "довольных бесенят", закрыв глаза и обхватив руками поникшую голову, скукожился как будто ожидая камнепад.
– Ага! – завизжал от радости митрополит, – проняло тебя таки! Да-да-да! Сам! Лично повенчаю тебя с ней. С тварью этой, в конец избалованной и развратной. Отец от неё отрёкся, потому что, никто её замуж брать не хочет. В монастырь её нельзя, ни в коем случае, это ж, всё равно, что запустить лису в курятник! А тебе!, и туда! – будет в самый раз! Вот я и посмотрю, как ты будешь в крайней нищете, среди всякого сброда, с этой привыкшей к роскоши нахалкой Хвалу Спасителю…