Василий Седугин
Призвание Рюрика. Посадник Вадим против Князя-Сокола
Славене сидели около озера Илмеря, прозвалися своим именем и сделали град и нарекли его Новгород.
863 год. Того ж лета оскорбишася новгородцы, глаголющее, яко быти нам рабом, и много зла всячески пострадати от Рюрика и от рода его. Того ж лета уби Рюрик Вадима Храброго, и иных многих изби новгородцев съветников его.
I
Масленица, по обычаю, начиналась с воскресенья. Первыми изгнание ненавистной зимы-Мораны начинали дети, которые вставали с проблесками утренней зори, высыпали на улицу и принимались строить снежные горки. Наиболее бойкие из них, выучив со слов своей бабки стародавний причет к боярыне Масленице, кричали на всю округу:
– Душа ль ты моя Масленица, перепелиные косточки, медовые твои уста, сладкая твоя речь! Приезжай к нам в гости на широк двор на горах покататься, в блинах поваляться, сердцем потешиться. Уж ты ль, моя Масленица, касаточка, ласточка, ты же моя перепелочка! Прибывай в тесовый дом душой потешиться, умом повеселиться, речью насладиться!
В ту долгую зиму Вадим почти никуда не выходил, а все время проводил с отцом в кузнице. Работы подвалило невпроворот: кому подкову изготовить да коня подковать, кому лемех или сошник выделать, а другие хотели получить изделия по мелочи: ножи, стамески, долота, шкворни, штыри… Работа силовая, все больше молотом колотить да клещами тяжести тащить, ухайдакаешься за день так, что не только пойти на гулянье, а как добраться до дома силы бы нашлись.
Но вот, вволю отоспавшись, вышел он в первый день масленичного гулянья на улицу. Погода выдалась под стать празднику, на чисто-голубом небе ярко светило солнышко, ослепительно блестел снег, легкий морозец сковал проталины. Вадим удовлетворенно щурился, с наслаждением глотал прохладный свежий воздух. Не верилось, что целых две недели будет свободен от работы, что можно, не спрашивая разрешения у отца, пойти куда захочется. От всего этого – и от наступившего праздника, и от морозного утра, и от нежданно свалившейся свободы – у него легонько кружилась голова.
Увидел кучкой стоявших друзей, направился к ним. Подойдя поближе, удивился, какими они стали маленькими и хиленькими. И что с ними такое стряслось?
Друзья повернули к нему головы, послышались удивленные возгласы:
– Это Вадим, что ли, идет?
– Да его не узнать! Во вымахал!
– За зиму такой здоровенный стал!
Смущаясь, Вадим протягивал тяжелую руку с толстыми негнущимися пальцами, боясь пожать худенькие, тонкие ладони сверстников. Пробасил:
– Здорово, братцы. Ну что, на санках пойдем кататься?
– Какое катание? Да ты санки-то раздавишь, медведь такой!
Вадим огляделся, удивленно хмыкнул:
– И правда, ваши санки мне не подходят. Не умещусь в них!
– Новые покупай.
Рядом мужичок, у него санки на любой вкус.
– Сколько просишь? – обратился к нему Вадим.
– Зря, наверно, торгуешься! Монеты нужны!
– Скуем! Дело нехитрое, – улыбнулся Вадим. – Я же кузнец!
– Ну коли так, по две ногаты[1] штука. Выбирай!
Вадим сунул мужичишке мелочь, ухватился за веревочку, которая была привязана к санкам.
– А теперь на берег Волхова!
Всей ватагой двинулись вдоль улицы. А из изб румяные, с утра хмельные молодушки зазывали:
– Зайдите, съешьте по блинчику, со сметаной, маслицем и медом!
– Блинчик круглый, что солнышко! Поторопите светило, чтобы прогнало стужу постылую!
Мимо промчались сани с разнаряженными цветными лентами конями и развеселыми седоками, начавшими праздновать с самого утра:
– Гей, честной народ, освободи дорогу! Семья Вавулы гуляет!
На берегу Волхова столпотворение, высыпала, кажется, вся молодежь Новгорода. С криками восторга, визгом и смехом скатываются с высокой кручи на речной простор, покрытый льдом и снегом. Вадим пристроился на санках, оттолкнулся ногами:
– Помчались, милые!
Навстречу упругий морозный ветер, колючая снежная пыль, а санки несутся так быстро, что дух захватывает. Кто-то поднимался на гору, оказался на пути.
– Эй-эй-эй! – только и успел крикнуть Вадим, как врезался в санки, послышался треск, перед глазами закружилось, завертелось, глаза закрыла белая муть.
Встал, стер с лица снежную пелену, огляделся. На него смотрели испуганные девичьи глаза, пухлые губки шевелились, он услышал робкий голосок:
– Ух, страху нагнал, медведь неуклюжий…
Вадим с удивлением смотрел на девушку. Одета она была в шубенку из овчины, на голове пуховой платок, на ногах – валенки; а лицо круглое, с курносым веснушчатым носом и синими глазками. Раньше к девчонкам относился он почти равнодушно. Считал их аккуратными, спокойными и прилежными существами, которые осуждали их, ребят, за шалости и озорство. А сейчас вдруг почувствовал в груди теплоту и нежность, ему захотелось прокатиться вместе с ней. И он предложил: