— Именно. Значит, что-то её постоянно возвращает к жизни. Значит, я не убил её до конца.
— Это что, она тогда на местных нападёт?
— Возможно. Надо найти место её гибели. Посмотрим, пока солнце не зашло.
До заката Эскель ничего не нашёл: поле было очень большим, частью уходило в лесок.
Поужинали за пределами поля, чтобы колосья ненароком не поджечь, жаренными на костре опятами, остатками хлеба и заячьего мяса. На небе высыпали чистые звёзды, только сон не приходил: Пантея надремалась днём, а ведьмак чистил мечи и размышлял над поисками места, где погибла полуденница, и над тем, откуда она могла черпать силу.
— Эскель, а что мы должны найти?
— Кости, старый обрывок платья или фаты, обручальное кольцо… Полуденницы появляются из девушек… ну, которых убили перед свадьбой.
Глаза Пантеи увлажнились, а в голосе дрогнуло негодование:
— Это ж какой сволочью надо быть, чтобы невесту убивать!
— Эх, знала бы ты… — вздохнул Эскель, встречавшийся и не с такими зверствами. — Знала бы ты, сколько чудовищ было порождено самими людьми!
— Это как со Славомиром?
— Примерно, только чудовищем я его не назвал бы. Ты это, спи, что ли.
Девочка нехотя завернулась в плащ и вскоре в самом деле уснула. Снилась ей свадьба, на которой невеста утонула в пшеничном море, и была она в венке из крупных алых маков.
Днём Эскель нашёл в поле малоприметный пятачок, на котором земля была утоптана вокруг толстого невысокого шестка, а из-под неё торчали кости, но не человеческие, а козьи. Медальон на этом месте подрагивал.
— Кажется, это здесь.
— Ни фаты, ни кольца… — внимательно осмотрев землю, сказала Пантея.
Вроде место и нашли, а ведьмачье нутро подсказывало Эскелю, что что-то здесь не так. И дело было даже не в отсутствии каких-нибудь прижизненных предметов полуденницы. Они могли истлеть за много лет, а кольцо, если оно вообще было, мог кто-нибудь найти и украсть.
— Фух, жарко! — Пантея начала обмахиваться ладошками. — Я спрячусь в тенёк, пожалуй.
— Давай, вон берёза недалеко.
Ведьмак ещё раз осмотрел странный пятачок и задумался: «Здесь явно приносят жертвы. Может, от этого черпается сила? Тогда где останки самой полуденницы? Закопать их не могли, иначе бы она успокоилась. Значит, они не здесь? Тогда почему дрожит медальон?»
Первое, что понял Эскель, — то, что жертвы приносятся здесь очень много лет: кости козлят были самые разные по времени. Второе — что не может на такой почве пополам с песком так богато расти пшеница (он немного раскопал землю вокруг шестка, осматривая козьи кости, и, отряхивая руки, заметил, что в почве много песка). Жертвы наверняка приносятся к угоду хорошей урожайности, но это же какая сила должна принимать их, что на сухой земле растёт хлеб!
Интересное дело. Надо бы поспрашивать крестьян, что они знают про это место. Да, надо идти в Жнецы: здесь больше ничего не высмотришь.
Ведьмак встал с корточек и направился к берёзе, в тени которой растянулась Пантея. Но не успел он дойти до дерева, как медальон задрожал. Эскель потянулся за мечом и осмотрелся: полуденницы не было видно.
— Пошли в Жнецы… — начал он и тут увидел торчащую из корней деревца кость. Она была с противоположной стороны от Пантеи. Девочке очень не хотелось выходить из благословенной тени, но она встала и подошла к ведьмаку, который уже внимательно изучал находку.
Пантея и Эскель переглянулись.
— Это… это полуденницы, да? — догадалась девочка по взгляду своего спутника.
Ведьмак молча кивнул. Потом добавил:
— Кость женская. От руки: есть ещё несколько мелких костей от пальцев. Но скелет не весь.
Эскель посмотрел в поле, где виднелись остальные берёзки, и поймал себя на том, что в голове играет мотив почти забытой им свадебной песни:
То не клонится берёзонька над реченькой —
То любуется невеста отраженьицем…
Где он слышал эту песню — пёс знает: давно уже живёт и по земле ходит. А неспроста ведь народная память считает берёзу девичьим деревом, неспроста. Вспомнилось и то, как давно в одной деревне довелось услышать от стариков, будто берёза любит мертвецов. В былые времена благодаря ей даже находили павших воинов.
— Дай-ка сюда наш мешок.
У другой берёзы нашли вторую руку, у третьей — рёбра… Пантея становилась от дерева к дереву всё бледнее и бледнее. Она не могла, к счастью, вообразить весь ужас давнего убийства, но и вида разбросанных костей ей хватило.
— За что же её… так? — шёпотом спросила девочка у ведьмака, пока тот складывал в мешок берцовую кость.
— Тоже думаю. Скорее всего, это было ритуальное убийство. Иначе бы кости так далеко друг от друга не разносили.
Девочка оглянулась.
— Ну да: берёзки аж всё поле покрывают.
Эскель вспомнил про жертвенных козлят, и всё сложилось: девушку тоже принесли в жертву ради хорошего урожая. Раз кости унесли так далеко, значит, не хотели, чтобы было погребение и успокоение души жертвы. Значит, полуденницу создали намеренно… И животные жертвы приносятся именно ей, иначе бы она не имела такой большой силы по сравнению с остальными. Местные сами создали себе чудовищное божество, пролившее свою кровь и требующее теперь чужую…
Ведьмак уже с негодованием посмотрел в сторону Жнецов и твёрдо решил прервать страдания несчастного духа. Между прочим, и ради самих жителей деревни: не может быть так, чтобы полуденница не мстила людям, которые убили её. Может, и муж вдовы, про которую сказал Славомир, был убит чудовищем.
Когда все кости были собраны, ведьмак велел Пантее идти в лес и спрятаться там понадёжнее.
— Тут тебе главное — не мешать. Риггер тоже был опасной тварью, но здесь — полуденница. Она призывает свои призрачные копии и часто делается бестелесной. Кроме ведьмака со знаком Ирден здесь никто не справится. Иди.
Девочка теперь не стала возражать и пошла в сторону леса. Оглянулась — Эскель выкладывал из мешка кости на месте жертвоприношения. В душе поднялась какая-то тревога. Ведьмак оторвался от своего занятия, увидел, что Пантея стоит на месте, и правой рукой сделал жест, чтобы она побыстрее шла отсюда. Девочка побежала в лес.
Убедившись, что Пантея точно вне опасности, Эскель подготовился к бою с призраками, употребив нужные эликсиры и масла, и поджёг Игни останки несчастной.
Поднялся ветер. Колосья и маки встрепенулись и стали клониться к земле. Задрожали на одиноких берёзках листья. Полуденница в пышном маковом венке выплыла навстречу Эскелю. Увидев свои горящие кости, чудовище вытянуло и без того длинный серо-розовый язык и пронзительно закричало. Мгновенно рядом выросли ещё несколько полуденниц.
Бой с призраками продолжался до тех пор, пока огонь на костях не погас. К тому времени уже стемнело. Последний взмах ведьмачьим мечом заставил полуденницу издать оглушительный визг, от которого у Эскеля чуть не полилась кровь из ушей, как от крика Цири после смерти Весемира. Ведьмак невольно зажмурился, опустился на землю и закрыл ладонями уши, а когда визг прекратился, послышался слабый плач. Эскель открыл глаза и увидел перед собой силуэт девушки в нарядном белом платье и свежем венке из ярко-красных маков.
— Я же тебя люблю… не надо! Убери нож! — плакал призрак, пытаясь вытереть слёзы. Разглядев Эскеля, девушка испугалась. — А где Влодек? И кто ты? Ты один из гостей? Видимо, из другой деревни: я тебя не знаю…
Невеста осмотрелась.
— Где все?
— Разошлись. Свадьба давно закончилась.
— Как? — девушка сняла венок и робко затеребила его в руках. — Я же даже не поцеловала Влодека… И вообще никого ещё не целовала…
«Она была девственницей… Поэтому её и принесли в жертву», — понял ведьмак.
— Ты не знаешь, зачем Влодек нож достал? Разве на свадьбах так положено? — спросил призрак.