Эскель, узнав от неё об упавшем дереве, расстроился: теперь разгребать завал вместо того, чтобы утеплять комнату Пантеи и делать на зиму заготовки, в том числе сена для Славки. Впрочем, и дерево распилится и на что-нибудь в хозяйстве пригодится точно.
Вооружившись топором, старой пилой и верёвками, ведьмак с девочкой пошли во двор. Приступили сначала к веткам, чтобы сподручнее было потом распиливать ствол. Воздух наполнился терпким ароматом сосновых опилок.
Устав, трудяги сделали перерыв.
— Ты это, не садись на сырое, а то опять простынешь! — предупредил девочку Эскель. Та, не найдя места для отдыха, походила рядом с сосной, и ей показалось, что между ветками что-то шевелится. Она залезла между мокрыми ветками, попыхтела и достала из-под сосны придавленного ворона.
— Эскель, Эскель! Гляди, кто тут есть!
Ведьмак осмотрел птицу:
— Крыло немного вывихнуто, но жить будет.
Или нет? Пустить его на суп, может?
— Гляди, какие у него глаза, — сказала Пантея, — как у человека, умные какие-то. Давай его у себя оставим? Он у меня в комнате будет жить!
— Ты человек практичный — может, лучше сварить из него суп?
Пантея немного нахмурилась и прижала птицу ближе к груди.
— Во́роны умные! Не дам!
Эскель улыбнулся. Ведьмачий подход, однако: не убивать разумных существ без крайней необходимости. С кем поведёшься, как говорится.
— Оставим, что ж.
Так у них появился ещё один товарищ, которого они прозвали Корвус. Он оказался спокойной терпеливой птицей: даже не каркнул, когда ему выправляли вывих. Он не торопился летать на больном крыле и забавно семенил по пятам трудящихся обитателей замка. Пантея стала сажать его на большую толстую рукавицу и носить с собой, чтобы он не уставал.
С ним в крепости стало повеселее: Корвус сделался домашним питомцем, за которым надо было ухаживать, кормить его, подкидывать вверх, чтобы он пробовал свои крылья. Время с ним потекло быстрее. Но по большей части времени не было видно из-за работы: до наступления морозов приводились в порядок стены, Эскель починил один из потолков, который грозил обвалиться в любой момент, были заготовлены дрова и немного сена. Зимой планировалось кормить Славку еловыми ветками: елей вокруг завались, а в их иголках сплошные витамины.
Белый Волк не приходил в Каэр Морхен. Пантея была недовольна этим обстоятельством, хотя понимала, что драться на мечах не умеет. Как тогда сражаться с Белым Волком, если они всё-таки встретятся?
Чтобы не терять форму, Эскель установил в центре зала чучело и отрабатывал на нём удары. Со временем он заметил, что засечек на чучеле гораздо больше, чем оставалось от его меча. Кто ещё мог увечить чучело, дело ясное. Не Корвус же.
Эскель задумался. Раз сбагрить девчонку пока не получается, придётся её везде таскать с собой. В крепости её одну не оставишь: если заболеет — умрёт без помощи, а не заболеет, так от одиночества с ума сойдёт. Таскать с собой — значит, и на ведьмачьи заказы тоже. Если оставлять с людьми — кто знает, что у них на уме? «Девчонка же, а всяких паскудников полно», — думал Эскель. Он и с комендантом её оставлял на риск, и повезло, что человек оказался порядочный. Пусть в самом деле, что ли, поучится за себя постоять? В совокупности с её смекалкой это может дать хороший плод. Только надо проследить за ней, чтобы по неопытности не поранилась.
В тот же вечер, как Эскель заметил удары на чучеле, девочка замотала себе левую руку тряпкой. Поранилась, холера. Тряпка была красная.
— Показывай рану.
Пантея угрюмо развернула тряпицу, и на пол капнула кровь.
— И ты до сих пор терпела, дурёха?
Эскель рассердился, хотя выражать этого до конца не умел. У него это выходило как-то беззлобно. Ворча, он быстро состряпал на огне эликсир, останавливающий кровотечение, и залил им рану девочки.
— Теперь ещё один шрам будет. Меч — это тебе не горшок мыть, с ним осторожнее надо!
— Эскель… давай тренироваться вместе? Я хочу научиться с мечом работать и уворачиваться. Я не хочу больше… вот этого, — Пантея с омерзением указала на шрам на щеке. — Ты бы тоже, наверное, не хотел своего страшного шрама.
— Удивишься, но его мне оставил не монстр, а человек. Тоже мечом.
— Почему же… У маменьки моей шрам был на всё горло. Она сказала, что его оставил один нехороший человек.
— Ладно. Как рана заживёт, возьмёшь вон тот маленький меч. Сначала покажу основные удары, а там и к защите перейдём.
— А из арбалета стрелять научишь?
— Непременно.
Так они тренировались до наступления тепла. Когда совсем было нечего делать, Пантея изучала книжки, которые остались в крепости. Мама научила её читать давно, поэтому девочке пришлось вспоминать, как это делается: среди крестьян читать было нечего. Если что-то было непонятно, она обращалась к Эскелю, и тот объяснял ей написанное как мог. Так она узнала о гулях и альгулях, видах вампиров, инсектоидах, о видах магии и ещё много о чём. Собственно, никаких других книг в Каэр Морхене и не водилось.
С приходом весны Корвус был отпущен на волю, а ведьмак с девочкой, заготовив припасы и наладив оружие, отправились в сторону Туссента. Когда они покидали территорию крепости, ворон пролетел над их головами. Провожая его взглядом, Эскель краем глаза заметил вдалеке худую высокую фигуру лешего, которого он раньше здесь не встречал.
«Это что же… Это был ворон лешего? — подумал ведьмак. — И с чего вдруг здесь появился леший? А, ну правильно: места дичают».
========== Недетская история ==========
По дороге в сторону Туссента пришлось задержаться для выполнения ведьмачьего заказа, и серебряный меч Эскеля после стычки с циклопом-людоедом пришёл в негодность. Пострадал и сам ведьмак: циклоп зацепил его по голове здоровым камнем. Эскель периодически испытывал непередаваемые последствия сотрясения мозга: ощущение тошноты, берущей за горло, и криворукость (из-за нарушения восприятия пространства у ведьмака то и дело что-то валилось из рук).
Жители пригорного хутора, страдавшие от притеснений циклопа, указали ведьмаку на соседнюю деревню, где жил талантливый мастер: они сами к нему ходили то соху починить, то косу изготовить. В молодости, говорили, он изготавливал добротные мечи.
Взяв за чудище оплату слитками стали и хорошего серебра (многие хуторяне трудились на серебряном прииске в горах, циклоп как раз мешал им работать), Эскель и Пантея запаслись дополнительными материалами для меча и поехали к кузнецу.
Мастер был уже на пороге старости, но молот в руках держал так крепко, что было ясно: он ещё нескоро уйдёт на покой. Увидев клиентов издалека, он обрадовался, широко улыбнулся и заглянул в дом. Вышел оттуда с румяным яблочком и, когда ведьмак с девочкой подошли к нему, протянул Пантее угощение:
— Боги мои, какую радость вы мне сегодня послали! Кушай, кушай, золотко, не бойся!
Девочка немного растерялась от такого радушия, но взяла яблочко, чтобы не огорчать кузнеца, и поблагодарила.
Эскель подумал: «Видно, у него совсем нет родных», — а вслух сказал:
— Будь здоров, уважаемый! Не сделаешь ли мне меч из серебра?
— Такая крепенькая, здоровенькая! Где же ты так поцарапалась? — кузнец присел на корточки, чтобы быть ближе к Пантее.
— Так, чудище одно поцарапало.
— Ну это ничего, до свадьбы заживёт! — утешил её мастер.
Ведьмак на этот счёт не питал иллюзий: шрамы останутся, и свадьба не поможет.
— Это ваша дочурка? Похожа. Даже шрам на той же стороне лица, — сказал кузнец.
— Ведьмаки не могут иметь детей.
— Точно, точно! А так не скажешь. Такая крепкая! Вы её хорошо кормите, видно.
— Стараемся. Так что насчёт меча?
Из-за кузницы вышли с вёдрами молодые невесёлые бабы. Как только они увидели Пантею, то ахнули и сразу посвежели на лицо.