Пантея взяла себя в руки и продолжила стрелять по игоше, целясь в затылок. Пару раз ей удавалось сбить его с атаки, и Эскель уворачивался от мощного удара.
Вскоре болты закончились. «Ласточка» тоже. А чудище будто не устало: оно быстро, живо шевеля лопатками, пошло на ведьмака, который стоя задыхался от перенапряжения, и разинуло пасть с гнилыми зубами. Эскель сложил пальцы в Аксий. Знак подействовал хорошо: игоша поддался дурману и на миг застыл на месте. Этого мига хватило: ведьмак снёс вторую голову и прыгнул, как мог, в сторону. Обезглавленное туловище стало в агонии метаться по полю, чуть не задело Эскеля, врезалось в дерево со стрелком (от этого Пантея выронила арбалет и сильно свесилась с ветки головой вниз), упало в овраг неподалёку, перевернулось и долго продолжало крутить лапами, будто всё ещё бежит.
Когда конвульсии игоши прекратились, Эскель не сел, а упал на землю.
Пантея висела на дереве вся белая, пальцы перестали её слушаться. Затёкшими руками девочка долго развязывала узел верёвки, которая держала её на ветке. Чуть не свалилась с дерева. Когда оказалась на земле, шатко пошла к лежащему на земле Эскелю. Он тяжело дышал и держался за раненый бок, из которого продолжала течь кровь. От интоксикации жилы у него были вздуты и походили на жирных червяков, кожа отдавала зеленоватым цветом. Глаза были с красными прожилками и смотрели в никуда. Пантея кинулась к нему на шею и, обняв его, тяжело задышала, зажала ладошкой свой рот, из которого будто пытался вывалиться ком, долго сидевший у неё внутри.
Немного придя в себя, ведьмак похлопал девочку по плечу. Он понял, что Пантея мучается, потому что не может расплакаться, поэтому сказал:
— Поплачь, поплачь нормально. Сейчас можно.
Девочка всхлипнула.
— Всё кончилось. Спасибо тебе. В одиночку я мог бы не выжить.
Пантея разняла руки за его шеей, посмотрела ему в глаза и быстро утёрла нижней частью ладони слёзы со своих щёк.
— Мне? Мне спасибо??? — она снова заплакала и чуть не задохнулась. — Эскель! Да это на тебя! На тебя молиться надо! Ты не умрёшь? Не умрёшь?
Ведьмак не знал, как её успокоить, поэтому просто дал ей поплакать, уткнувшись в его плечо.
— Не умирай, по…пожалуйста…
— И не с такими ранами выживал. Полежу маленько — будет лучше.
Рассветало. Крестьяне осторожно покинули дома и при встрече спрашивали друг друга: «Ведьмак-то с девочкой где? Неужели сгинули?» На вопросы не отвечали: никто не видал ни Эскеля, ни Пантеи. Бабы и девицы всматривались вдаль, мужики собрали совет и обсуждали, где лучше начать поиски. Вдруг один из них заметил в поле две розово-золотые фигуры, высокую и маленькую. Они приближались медленно, устало. Высокая обнимала маленькую за плечо.
— Гляньте, гляньте! Идут!
Фигуры молча приблизились к толпе. В свободной руке ведьмака болтался мешок. Оглядев крестьян, Эскель вытряхнул из мешка обе головы игоши и с одышкой сказал:
— Вот чудище, которое вам вредило. Больше не станет.
Женщины вскрикнули, мужики зачесали в затылках:
— Так головы две, господин ведьмак?
— Всё правильно. Только были они на одном теле.
— Говорите, эти чудища из нерождённых детей получаются? — не выдержав, расплакалась одна баба. — Как только у вас рука поднялась — на ребёнка-то!
— Это был уже не ребёнок, а монстр, который занял его тело, — ответил Эскель, придерживая освободившейся рукой раненый бок.
— И ещё девчонку с собой поволок — вон какая белая стоит! Тоже мне, ведьмак! Один с чудищем не управился! — возмутился кто-то в толпе.
Пантея резко пришла в себя, услышав такие обидные слова.
— Это как же… Он же за вас жизнью рисковал, он ранен, а вы! Да вы знаете, какое это чудище было! Его и вдвоём еле одолеешь!
— Он ещё и могилу Медведихи разрыл, люди! — присоединился к гвалту какой-то мужик. — Я пришёл жинку свою помянуть, а рядом раскурочено всё! Ничего святого у этого ведьмака нет! Теперь иди знай, не потревожил ли он наших успокойников своей грязной магией!
— Обычное дело, — процедил девочке ведьмак, согнувшись от раны, — опасность миновала, а платить не хочется.
Слёзы сами собой проступили на глазах девочки.
— Вы же говорили, что в долгу не останетесь! Лжецы! Не надо было вам помогать!
— Гляди, а я-то думала, девчонка воспитанная, — покачала головой одна старуха. — А она вон как на взрослых кричит!
Ещё один крестьянин добил всех фразой:
— Девчонку у ведьмака забрать надо. Ещё как бы не снасильничал — то-то я думаю, чего он, харя бандитская, её с собой таскает! Где это видано, чтоб ведьмаки не одни ходили?
— Точно, — поддакнули многие. Кто-то даже взял Пантею за руку, но она оттолкнула этого человека и прижалась к Эскелю:
— Не смейте! Не смейте! Не останусь я с вами! Сволочи вы двуличные! Вы и ногтя ведьмака не стоите!
— А ты нас с ублюдком не равняй!
Эскель ничего никому не ответил — не в первый раз ему так щедро платили за спасённые жизни — только свистнул коня и пошёл ему навстречу, держа Пантею за руку.
— Сейчас ведь девчонку уведёт! Братцы, аль одного ведьмака вместе не одолеем? — мужики начали хвататься за вилы и топоры.
Пантея чуть не задохнулась от возмущения:
— На раненого гуртом нападать — так сразу герои, да? А с чудищем так же слабо́ было справиться? Вы ещё и тру́сы!
Мужики после таких обидных слов пошли с оружием на спасителей деревни, но Эскель успел закинуть Пантею на коня, запрыгнул сам и что было силы ткнул Славку пятками в бока. Конь помчался мимо крестьян, кого-то задев копытами, и вскоре село скрылось позади.
========== Праздник жизни ==========
В разболевшейся голове Пантеи крутились самые отменные ругательства, какие она только успела выучить за время жизни с крестьянами. Она держалась за ведьмака сзади, и он слышал, как она шмыгала, стараясь не расплакаться. Надо было бы с ней поговорить, подбодрить как-нибудь, только не было сил: раненый бок заживал хорошо, но от общей кровопотери часто прыгали перед глазами тёмные пятна, и все силы уходили на то, чтобы не свалиться с лошади.
Приходилось часто пить эликсиры, и Эскелю вспомнилось, как он однажды перестарался с этим делом, когда впервые в жизни, будучи совсем юным, убил оборотня. Тот напал на него, пока сам Эскель осматривал лес в поисках заказанной эндриаги. Нападение было внезапным. Волколак укусил юного ведьмака за ногу, о чём теперь напоминал почти незаметный шрам. По неопытности Эскель перегрузил организм эликсирными токсинами — до такой степени, что не успел выпить «Белый мёд» и отключился после победы над оборотнем. Когда он очнулся, на месте волколака лежал полуголый мужчина с такой же раной у сердца… Помнится, с неделю Эскель ходил сам не свой, переживая из-за того, что по сути убил человека…
Через некоторое время, когда ведьмак уже поправился, а девочка более-менее отошла от душевного клокотания, дорога привела ездоков в небольшой город. Слишком шумный город: на улицах было очень-очень много народа. Все были весёлые, нарядные, отовсюду слышался смех. Из каждого закоулка журчала заводная музыка и доносились такие вкусные запахи, что даже у дважды обедавшего разыгрывался аппетит.
В городе был праздник, и он ощущался всей душой: какими бы ни были горожане, сегодня они сияли доброжелательностью, и казалось, что никто из них не способен ни на какое злодейство.
— Гражданин, на лошади в город нельзя! — предупредил ведьмака стражник, у которого шлем по-праздничному был украшен длинным фазаньим пером. — Тут недалеко стойла есть.
— Охраняются?