— А ты совсем не страшный!
— А ты — красотаа, — низко, но непривычно нежно прорычал Хрум.
— Но убивать Николаса… Нет, Вечный Огонь не терпит убийства! — женщина подумала и посмотрела на ведьмака. — К тому же вас будут искать, если герцога найдут мёртвым. Стражники видели Вас с девочкой. Вас могут искать и за моё похищение. Я не хочу, чтобы вы оказались в тюрьме из-за меня! Прошу! Бегите отсюда быстрее, а я лучше… пусть меня считают пропавшей без вести! Укроюсь в каком-нибудь монастыре Вечного Огня. Мне всё равно больше нечего ждать от жизни… Я не могу иметь детей…
— Зачем же в монастырь? — спросил Эскель, параллельно придумывая ещё какие-нибудь варианты.
— Я молилась Вечному Огню, и он послал мне вас! Я теперь обязана служить ему. Я убедилась в том, насколько он силён: он даже в тролле пробудил сострадание!
— Не уходить! — жалобно попросил Хрум. — Если ты меня поцеловать, я буду людем. Стану людем — буду сильный и не обижать! Буду богатый — больше герцога! У меня много жёлтый камень! И красных, и синих!
— Хрум, ты уж извини, — вмешался Эскель, — с чего ты взял, что превратишься в человека?
— Людь с музыкалкой петь об этом. Такой, на которой нитки звенеть. Хорошо петь! Красиво.
— А, ты услышал балладу барда… — ведьмаку стало всё понятно.
— Если красота поцеловать тролля, он становится людь! Таков закон! — Хрум поучительно поднял вверх когтистый палец.
— Прости меня, Хрум, но так бывает только в песнях, — вынужден был разочаровать романтичного тролля ведьмак.
Хрум осерчал и топнул ногой.
— Вот пусть красота поцеловать — увидим.
На лице герцогини появилась растерянность.
— Эскель, а может, Хрум тоже проклят кем-то был? Как Славомир? — с надеждой спросила Пантея.
Ведьмак помотал головой.
— Проклятия наделяют человека разными обличиями, но чтобы тролльим? Сколько живут на свете ведьмаки — никто не встречал тролля, который был бы на самом деле человеком.
— Я бы сказала, что мы такого как раз и встретили, — аккуратно перебила герцогиня, подойдя к троллю поближе. — Он пожалел меня. У него настоящее человеческое сердце!
Красавица приподнялась на цыпочках, чтобы дотянуться до щеки тролля, и тот замер, как замирает собака, над которой хозяин занёс руку, чтобы погладить. Герцогиня поцеловала его и погладила по щеке со словами: «Спасибо тебе, милый тролль! Я всегда буду тебя помнить!»
— Тролль? — расстроенно проревел Хрум и, перебирая всеми четырьмя лапами, побежал к ручью, который журчал в пещере между сталагмитами. Отражение показывало ему привычную каменную морду с кривыми зубами. Хрум сокрушённо стукнул себя кулаком по башке. — Красота поцеловать, а я всё чудовищный! Я так хотеть стал людь! Хотеть взять красоту в жену-у!
Тролль подошёл к стене пещеры и несколько раз ударил в неё крепким лбом.
— Хрумчик, милый, ну не убивайся так! — Пантея обняла тролля за лапу и стала её гладить.
Эскель ведьмачьим слухом различил приближающиеся мужские голоса, бряцанье доспехов и лай собак.
«Холера, выследили! Как? — подумал он про себя и увидел капли крови герцогини, цепочкой идущие по полу пещеры. — По крови. Дурень! Это ж надо так потерять бдительность!»
— Они здесь! — раздалось у входа в пещеру.
Все, кто был в пещере, встрепенулись. Эскель выхватил меч, Пантея, подтянув упавшую ткань на плечике, подняла арбалет, Хрум завёл красавицу за свою широкую спину и грозно опёрся на передние лапы.
— Вон из пещера! Моя дом! — он зарычал на вошедших во главе с герцогом стражников, и те остолбенели. Собаки, которые привели их сюда по запаху, заскулили и попятились назад.
Герцог посмотрел троллю прямо в его покрасневшие от гнева глаза и выронил меч из рук.
— Пошёл прочь, не людь! — ещё страшнее зарычал Хрум, подобрав камень, чтобы запустить в непрошеных гостей.
Муж красавицы сильно побледнел, схватился за сердце и начал задыхаться. Он сполз на пол пещеры, тряся головой, которая упрямо отказывалась вбирать воздух через нос или рот, и с хрипом протянул руку в сторону стражников. Те стояли в полной растерянности, не зная, как помочь хозяину. Герцог попробовал стукнуть себе в грудь, пытаясь завести остановившееся сердце, но это ему не удалось: он искривился в предсмертной судороге, и по камням под ним разлилась тёмная лужа — организм избавился от уже ненужной жидкости.
Один из охранников осторожно подошёл к герцогу и пощупал шею. Пульса не было.
— Да упокоит его Вечный Огонь! — прошептал стражник и снял шлем. Но тут же надел его обратно. — Убить тролля! Отомстить за Его Светлость!
Стражники уже готовы были кинуться в бой, только Эскель встал перед троллем и демонстративно навёл на них остриё меча.
— Только троньте его — перережу глотки всем.
— А я нашпигую болтами! — добавила Пантея, взяв главного из охраны на прицел.
— Ваш хозяин умер сам, от своей трусости. Разрыв сердца, — сказал ведьмак.
Герцогиня тихонько вышла из-за спины тролля и приблизилась к телу мужа. Чтобы убедиться в том, что он точно умер, она поддела носком туфельки его руку, и та бессильно упала обратно.
— Слава Вечному Огню, да простит он меня! Мои молитвы услышаны!
— Какой будет приказ, госпожа? — спросил стражник, преклонив перед ней колено.
Красавица взглянула на него, как на жалкого дождевого червя.
— Не госпожа я тебе! — ответила она строго и оглядела остальных охранников. — Где были вы все, когда супруг бил меня, накрывая подушкой, чтобы не оставлять синяков? Не вы ли вернули меня в дом, когда я убежала? Где вы были, когда… когда я истекала после этого кровью и… потеряла дитя? Убирайтесь отсюда все! И заберите тело вашего герцога — не оскверняйте эту пещеру!
Охранники покорно выслушали герцогиню и сделали всё, как она повелела. Женщина проследила за ними глазами, а когда они ушли, устало села на камень, часто поморгала, чтобы не расплакаться. Посидев так немного, герцогиня сказала:
— Пойду и я. Вознесу молитвы благодарности Вечному Огню, а потом уйду в монастырь. Спасибо вам всем! Я буду просить Вечный Огонь о милости и помощи вам! Прощайте!
Никто толком не успел ей ничего ответить: женщина очень быстро выбежала из пещеры.
Хрум проводил её собачьим взглядом и горестно заревел:
— Красота ушла! Людь с музыкалкой соврать! Арррр!!!
Он пошёл опять биться головой о стену пещеры. Эскель и Пантея с грустью наблюдали за ним, не зная, как ему помочь: непостижимы дела сердечные, и нет для них каких-то общих рецептов.
Ведьмак почувствовал, что по своду пещеры пошла трещина — удары были сильными.
— Хрум, ты это, прекращай! Пещера может обвалиться!
Тролль ничего не расслышал из-за своего рёва и закричал громче, от его раскатистого крика задрожали сталактиты и сталагмиты. Эскель попробовал наложить на Хрума Аксий, чтобы успокоить, только расстояние до него было слишком большим для действия знака.
— Холера!
Перед ведьмаком с Пантеей упал огромный кусок камня, загородивший дорогу к Хруму. Слух Эскеля уловил, как ползут дальше новые трещины.
— Уходим! — скомандовал он девочке и ухватил её за руку.
— А как же Хрумчик?! Он же погибнет! Хрум!!! Беги!!!
— Хрум! Беги! — крикнул ведьмак ещё громче, и от эха отвалился ещё кусок камня.— Он не слышит. Бежим!
— Хрумчик!
Ведьмак закинул девочку на плечо и побежал к выходу, уворачиваясь от падающих камней.
Над грудами камней, ещё минуту назад бывших пещерой, взвилось густое облако пыли. Оно постепенно оседало на листьях, травах и сидящих неподалёку Эскеля с Пантеей. Девочка горько плакала, утирая грязные слёзы рукавом курточки. Ведьмак молчал, покусывая стебелёк какой-то травы. Думалось о многом. Жалко было такого доброго тролля. Сочувствие вызывала герцогиня, которой поломали жизнь. Не верилось, что её жестокий супруг скончался, как по заказу, сам, без посторонней помощи (обычно такие живут и здравствуют, сводя нормальных людей в могилу), и вместе с тем было отрадно, что не пришлось взять на душу новых убийств. Жалко было золотых самородков, которые теперь навеки погребены под грудами камней. Вспоминалось, что за постоялый двор были уплачены чуть не последние деньги. Эскель даже рассуждал, нельзя ли всё-таки получить за тролля награду у писаря, и чувствовал при этом, как жалость и уважение к Хруму больно колют совесть. Нет, денег за убийство тролля не дадут точно: он погиб по своей вине. Хотя и виной это не назовёшь — скорее бедой. Только сказать писарю о смерти Хрума надо, чтобы он больше не переживал на его счёт.