Утром они вышли пораньше, прихватив припасы в дорогу.
Где-то ближе к середине пути им встретились двое подвыпивших мужчин, шедших к монастырю. Пантея узнала одного из них: это был тот самый тип, которому она врезала промеж ног и убежала. Он узнал её тоже.
— О, Пшемек! Глянь, как тесен мир! Это же та мелкая ***! Не задержаться ли нам?
— Пожалуй: монашка ничего так на рожу-то, — добавил его попутчик.
Герцогиня, поняв, к чему идёт дело, заслонила собой девочку, выпрямилась и строго сказала мужчинам:
— Идите с миром. Да убережёт вас Вечный Огонь от дурных намерений!
— Как согрешим — так и покаемся!
Мужик, обиженный Пантеей, пошёл в сторону попутчиц первым как более крупный и сильный, его товарищ — следом. Герцогиня услышала, как сзади щёлкнул болт, заложенный в арбалет.
— Не бери греха на душу, — прошептала она девочке, поняв, что та задумала. — Да поможет нам Вечный Огонь!
Раздался свист выпущенного болта, а затем громкий крик падающего на землю агрессора. Пантея удачно попала ему прямо в ногу над коленом, хотя целилась ниже. Увидев скорченного от боли товарища, другой мужчина бросился на герцогиню, сложившую руки в молитвенном жесте. Как только он схватил женщину за запястья, в глаза ему прилетела знатная горсть дорожного песка с пылью: девочка зачерпнула её, пока пьяный отвлёкся на монахиню. Почти вся вторая половина пути до города была преодолена бегом.
— Давай сюда руку. Не бойся, — Эскель сунул руку в лаз из подвала, который много лет был жилищем Юлиуша.
Юноша слабо подтянулся по лестнице и протянул вверх тощую руку. Ведьмак помог ему выбраться и встать на ноги. Обеспокоенный отец стоял рядом.
— Сынок, глаза можешь открыть, чего ты!
— Только не резко, — посоветовал Эскель. — Ты долго жил в полумраке.
Даже слабая полоска света между недооткрытыми веками заставила паренька в страхе пасть на землю и заплакать. Начальник стражи сжал скулы и напряг грудную клетку, чтобы не расплакаться тоже.
— Отец! — донеслось с земли. — Свет… не жжёт меня! Мне не больно, отец!
Снова раздался плач Юлиуша. Отец не выдержал и кинулся обнимать сына.
— Я же говорил, сынок! Я говорил!
Он зажмурил глаза, и на внутренние уголки выдавились слёзы, которые он закрыл веками. Эскель поднял один край рта в улыбке и крикнул в лаз:
— А’рса, ты там живой?
— Так, — устало донеслось оттуда.
— Давай сюда руку — вытащу.
Эльф вылез из подвала с таким цветом кожи, какой был до сегодняшнего дня у бедного Юлиуша. Лицо А’рсы было осунувшимся. Ведьмак перестал улыбаться.
— Ты что, перенял болезнь на себя?
— Нет. Устать. Сильно.
— А, ну да… Ты же ещё сам до конца не здоров.
Привыкнув к свету, парень кидался от куста к кусту, трогал руками стволы деревьев, садовые скамейки и стулья, выглянул за забор посмотреть на родной город. Глянув на своё отражение в пруду, Юлиуш ощупал лицо, потрогал волосы и заплакал опять. От его слёз на мелкой ряби пруда медленно расходились круги.
А’рса поглядел по очереди на отца с сыном, и черты его лица, всегда бесстрастного внешне, смягчились. Эльф пробормотал какую-то фразу на Старшей Речи, и Эскель спросил, как она переводится. «Добро — это круги на воде», — перевёл маг.
Начальник стражи присел на скамейку у дома, достал трубку и задымил, положив руки на колени и свесив голову. Он посидел так только пару минут. Не докурив трубку, отец вытряхнул из неё табак на землю, потоптал его пяткой сапога и подошёл к эльфу и ведьмаку. Крепко обнял их по очереди и сказал полушёпотом:
— Я вам за сына… Хоть всю казну городскую вынесу — только скажите.
— Нет, хватит уж преступлений, — ответил Эскель, поняв, что это он сейчас серьёзно.
А’рса деликатно открыл рот, чтобы вставить слово, но счастливый отец не дал:
— Без денег не уйдёте. Озолочу! А про смерть герцога забудьте. Даже если бы ты его и убил, замнём. Спишем на то, что ты защищал себя.
— Я его и не убивал, ты знаешь.
Эльф опять хотел что-то добавить.
— Я-то знаю, а город нет! Я твою… как её, ***? Репутацию, вот! Репутацию обелю!
— Дать сказать! — не выдержал эльф и пригладил волосы, чтобы успокоить себя. — Лекарство сделать бесплодие.
Отец и Эскель замолчали, переваривая услышанное.
— ***, — высказался начальник стражи. — Внуков на коленях, значит, не подержу… Впрочем, — добавил он после размышлений, — если бы они родились такими, как Юлиуш…
— Может, оно и к лучшему, — закончил его мысль ведьмак, почесав по привычке свой шрам.
— Только как мне об этом сказать своему боевому товарищу?
Вместо ответа на этот вопрос А’рса попросил принести ещё бумаги и записать, как поддерживать здоровье парня. Мазь нужно было готовить регулярно, как и пить настои из определённых трав. Отец отвлёкся на запись и, когда сзади его по плечу радостно похлопал почти только что помянутый боевой друг, вздрогнул от неожиданности.
— Будь здоров, Гюнтер! — товарищ крепко пожал руки сначала ему, а потом ведьмаку с эльфом. — Что же ты не сказал, что сын приехал?
— Да не успел ещё… Вот видишь — с подозреваемыми в убийстве герцога Уайтфорда хожу всё. Только не виноваты они — герцог, судя по всему, действительно скопытился сам. Шёл я как раз с места убийства — а тут Юлиуш вернулся.
— После стольких лет. То-то я думаю, чего он так радостно рассматривал родной город! Чуть через забор не выпрыгивал, когда я мимо на рынок шёл. Ну так что, продолжим наш разговор за свадебку?
— Теперь можно. Только я тебе как товарищ кое-что сказать должен. Не при всех.
— Разумеется!
— Ведьмак, подожди с лекарем пока здесь.
Через некоторое время Гюнтер с товарищем вышли с бутылкой доброго вина и четырьмя кружками. Они выпили за возвращение Юлиуша и предстоящую свадьбу, в которой ведьмак откровенно сомневался: кто ж из баб согласится идти за бесплодного жениха?
Когда друг начальника стражи ушёл с улыбкой на губах, Гюнтер сунул обоим спасителям своего сына по толстому кошельку с деньгами и повёл обратно в тюрьму, чтобы вернуть ведьмаку мечи. Вино развязало ему язык, и по дороге он сказал вот что:
— Я всё-таки внука или внучку на коленях подержу! Я как рассказал товарищу, что Юлиуш как мужик — того, ну вы поняли, так он аж в лице поменялся. «Я тебе тогда за честность тоже честно кое-что скажу», — говорит. Говорит, дочка его спуталась с одним проходимцем. Короче, брюхатая она. Кается: сам не углядел, а девка — дура, на сладкие речи повелась. Вот со свадьбой он и хочет поторопиться. Уговорились мы, что будем молчать о мужском нездоровье Юлиуша. Вы ведь ему не сказали о нём?
— Нет, — ответил А’рса.
— Вот и славно! Вот и не говорите. Ведь как славно всё выходит! И слово сдержу, и товарища от позора уберегу, и Юлиуш теперь заживёт! Разве ж у него жизнь была? Да уж… Герцог за всю свою жизнь сделал только одно доброе дело: сдох. Если бы он этого не сделал, никогда бы мы не встретились, ведьмак!
Эскель подумал, что это хоть и ладный, но всё же обман. Юлиушу не оставляли выбора и всё решили за него. С другой стороны, со страшной болезнью какой был у него выбор? Озвучивать свои мысли ведьмак не стал, убедив сам себя в том, что бедный «кровопивец» не мечтал даже и о таком счастье, которое ему приготовил отец.
В тюрьме их ждал сюрприз: герцогиня и Пантея, добравшиеся до города, ожидали, когда вернётся начальник стражи. Увидев знатную даму в монашеском платье, Гюнтер снял шляпу и поклонился, думая о том, что ведьмак не соврал: супруга Уайтфорда жива-здорова и действительно ушла в монастырь.
— Приветствую Вас, господин Гюнтер! — герцогиня легко кивнула на приветствие. Девочка в это время кинулась прижаться к Эскелю и А’рсе. Ведьмак успокоился: он хотел продолжить поиски Пантеи, как только его отпустят. — Я пришла ходатайствовать о невиновности господина ведьмака и его друзей. Как свидетель я подтверждаю, что мой супруг скончался сам. Как монахиня готова поклясться Вечным Огнём, что слова мои — правда.