— Госпожа, я непременно запишу Ваши слова как подтверждение. Хотя я своим путём установил, что ведьмак действительно невиновен. Прошу пройти ко мне и продиктовать всё, что Вы сейчас мне сказали.
========== Вторая зимовка ==========
Зима пришла лютая. Морозы стояли такие, что Славку перевели в крепость, в более-менее тёплый закуток. Приходилось поэтому его помещение постоянно чистить. Эскель делал это сам, а конский навоз подсушивал и пускал на топку очага.
Заготовленные дрова тратились быстрее, чем планировалось, и Пантее поручили иногда выбираться в лес за хворостом — чтобы не тратить хорошие поленья на растопку.
В очередной раз собираясь после тренировки в лес, Пантея закуталась потеплее, надела на голову вязаную овечью шапку и повязала её сверху платком (Эскель с А’рсой купили их ей на одной из ярмарок по дороге в крепость), обернула ноги в тёплых носках заячьими шкурками и только тогда надела сапоги. Она была похожа на капусту и из-за этого очень неуклюже выбралась из крепости, таща за собой импровизированные санки.
На морозе и солнце дыхание становилось похожим на табачный дым. Сверкающий снег скрипел под сапогами, пугая нахохлившихся на голых обледенелых ветках птиц. Девочка смотрела вверх на макушки деревьев — они были усыпаны снежными блестками и мерцали золотом на солнце. Холодно, тихо — и бесконечно красиво в лесу зимой.
Вдалеке пробежал заяц в белой шубке. Пантея пожалела, что не взяла с собой арбалет: можно было бы вернуться не только с хворостом, но и с добычей. По заячьему следу потянулась цепочкой стая волков. Вожак посмотрел на девчонку, та замерла, наблюдая за его поведением. Он опустил к снегу чёрный кожаный нос и повёл своих серых товарищей дальше за зайцем. Пантея выдохнула.
Девочка заходила за хворостом всё дальше и со временем вышла ближе к заметённой снегом дороге, ведущей в сторону Каэр Морхена. Отряхнув от снега узловатую ветку и положив её на почти полные санки, она вдруг услышала вдалеке приглушённый топот копыт. К ней приближался всадник. Пантея в очередной раз пожалела, что не взяла с собой арбалет, и на всякий случай достала из сапога ножик. «Если всё обойдётся, упрошу Эскеля научить метать ножи, как он!» — подумалось ей.
Всадник остановился около неё. Пантея увидела, что у него ведьмачьи глаза. Сердце сначала заколотилось сильнее: если это Белый Волк, как теперь с ним биться вот так — без меча, без подготовки, врасплох? Но у всадника волосы были не белые, как у Геральта, каким его описывала мама. Эти волосы расходились по бокам головы так, что со временем обязательно образуется плешь.
Кто же это?
— Эй, соплячка, ты откуда здесь взялась?
Девочка надула губы, и они чуть не треснули на морозе:
— А чего вы сразу обзываетесь? Я не соплячка!
— Откуда ты здесь, я тебя спрашиваю? — ведьмак начал сердиться. — В округе ни одного села нет!
— Не буду я вам отвечать, езжайте, куда ехали!
Всадник неприятно скривился, дал коню пятками по бокам и помчался дальше, нарочно проскакав мимо девочки и завалив её с головы до ног снегом из-под конских копыт.
Пантея отплевалась от снега и крикнула всаднику вслед:
— Да чтоб тебя леший побрал!
Пыхтя от усилий и негодования, девочка потащила санки с хворостом в сторону крепости.
— Ламберт! Ах ты ж, старый ***! Живой!
Эскель по-дружески обнял и похлопал по спине товарища, холодного с улицы. Ламберт ухмыльнулся и хлопнул его в ответ по плечу. Тут он увидел А’рсу, который стоял к нему спиной на строительных лесах и трудился над старой мозаикой, изображавшей бой с куролиском. Эскель пару дней назад отговаривал мага: зачем? Только силы потратишь на неё. Но А’рса настоял, объяснив, что это его отвлечёт от грустных воспоминаний и что не может он спокойно смотреть на то, в каком состоянии находится произведение искусства. Ещё маг понимал, что ему придётся остаться жить здесь, а раз так — надо вить гнездо, обустраиваться, и желательно со вкусом.
Услышав незнакомый голос, эльф обернулся и посмотрел вниз.
— Что, ***, здесь происходит? — глядя на него, спросил Ламберт.
— Знакомься, это А’рса. Маг. Расколдовали его от артефактной компрессии, — дальше Эскель шепнул Ламберту на ухо, — он в ней был двести пятьдесят три года.
— Ни *** себе, — присвистнул товарищ. — Я встречал максимум девять лет.
— Вот и живёт здесь: сам понимаешь, никого у него нет.
Ламберт про себя оценил, как расцветает под руками мага старая облупленная мозаика, и осмотрелся: в крепости как-то уютнее стало. Везде более-менее чисто, посуда медная на кухне даже сияет. То ли не был здесь давно и забыл, что здесь так хорошо, то ли… баба, что ли, здесь завелась, что так прибрано? Да нет, откуда: за Эскелем только разве слепая увиваться будет.
— Сам-то как здесь? Сколько ж я тебя не видел? — Эскель безуспешно пытался вспомнить, загибая пальцы.
— А хрен его знает, давно не виделись, — отмахнулся Ламберт и посмурнел.
«Никак опять куда вляпался?» — заподозрил его товарищ.
— А Кейра где? Вы же вроде…
Ламберт опять махнул рукой.
— Разругались мы с ней. Её, видите ли, ***, начало бесить, что я, ***, сапоги в жилище не снимаю!
— Это ты серьёзно? — усмехнулся Эскель.
Товарищ скривился:
— Хорош ржать!
— Женщины, — протянул Эскель, — что с них взять! Пойдём лучше винца с дороги выпьем! У нас кое-чего в припасах завалялось!
Дружеская беседа затянулась надолго: за окном уже потемнело. Хотели зазвать выпить и А’рсу, но тот вежливо отказался, приложив руку в сердцу и помотав головой.
— Трезвенник оказался, — пояснил уже немного захмелевший Эскель. — За всё время, как мы знакомы, — ни капли!
— Ууу, — протянул Ламберт. — Скучно тут у вас, представляю! Не то что в наш последний раз. Помнишь, как мы одолжили у Йеннифэр пла…
— Заткнись!
— Ой-ой! Нам неприятно об этом вспоминать?
— Заткнись, говорю! Чтоб я ещё раз до такой степени нажрался!
В дверной проём задом вошла Пантея, с усердием втаскивая санки в помещение.
— Эскель! — начала она возмущаться, не поворачиваясь. — Ты представляешь, какой гад мне на дороге встретился? Ведьмак, а готов ругаться с первым встречным! И ещё снегом меня завалил! Чтоб его леший задрал!
Тут она повернулась и увидела обидчика за одним столом с Эскелем.
Ламберт с товарищем секунду помолчали, а потом залились громким смехом, какой бывает только у подвыпивших людей. Пантея растерянно нахмурилась, а А’рса сделал вид, что ему крайне важно разобрать кусочки мозаики именно сейчас. На самом деле он, поняв комичность ситуации, улыбался и старался спрятать от всех свою улыбку — первую за всё время после возвращения к жизни.
Просмеявшись, Эскель поднял руку в сторону товарища и изрёк:
— Этого гада зовут Ламберт, он мой друг!
— Ты всех подряд теперь в крепость тащишь, да? — спросил его посерьёзневший Ламберт, пропустив, что его назвали гадом.
— Так вышло, я потом объясню. Её зовут Пантея.
— Да без разницы, как её зовут, зачем она тут?
— По хозяйству мне помогает, и вообще…
— Что, такой старый сделался, что сам за собой горшок помыть не в силах? — съязвил товарищ.
— Вот отправится она спать, всё расскажу, — шёпотом ответил ему Эскель.
Пришлось замолчать.
Пантея тем временем разложила хворост около очага — просушиться. Потом стала подогревать похлёбку.
— А’рса, ты уже ужинал? На тебя греть?
Эльф благодарно кивнул и слегка поклонился, сидя на лавочке около мозаики.
Когда все дневные дела были переделаны, Пантея и эльф пошли в свои комнаты спать, а Эскель и Ламберт продолжили сидеть за столом с бутылкой вина, уже третьей по счёту. Вспоминали Весемира, Геральта, дошли и до Цири. С Цири разговор перешёл на Пантею, и Эскель рассказал всю её печальную историю.