Дети Изменника на Руси страдают всецело, внуков же избегает чаша сия, если дед с другой стороны своей Честью покроет Бесчестие свата. Увы, с Ганнибалами судьба обошлась даже гаже… И дело не в крови, — те же Кутузовы ведут род от мамлюкского султана Коттуза, а в том — каким местом арапчонок Абрам стал генералом. И если с сыном Изменника на Руси не здороваются, потомков «ночного горшка» в казарме ждет худшая участь.
Прежний Государь знал эти вещи и не привечал «сию порчу», Nicola же настолько далек от русского языка и Культуры, что просто не знал про такого поэта.
Я же, будучи гроссмейстером «Amis Reunis», обязан Уставом и «Целью Бытия» нашей Ложи содействовать развитию Русской Культуры. И вот, по согласованью с «Великим Востоком» моего кузена Сперанского («Amis» не имеют права на деятельность вне Прибалтики и в России обязаны просить обо всем «Великий Восток»), я однажды «подвел» моего протеже к Государю. Царственному кузену было плевать — кто получит права на Имперский «станок» и он с радостью свалил на меня этот груз.
Вот и пришлось мне потеть, приглашая поэта, развлечь толпу то туда, то — сюда. Это — нелегкое дело, ибо по русским понятиям сие покровительство «порчакам» пятнает Честь самого благодетеля. Именно сия запятая принудила нас в свое время всерьез обсуждать — кому из русских поэтов мы даем покровительство.
Было три претендента: Пушкин, Катенин и Кюхельбекер. Катенин уже тогда сильно пил, Пушкин «был порчен» в глазах русского общества, а начать русскую словесность с человека по имени Кюхельбекер у моих Братьев не подымалась рука. В конце концов, согласились на том, что пьющего лишь могила исправит, Кюхельбекера никогда не признают своим среди русских, а Пушкина должен вывести в свет человек — будто не знающий русских порядков.
Вот так и вышло, что хоть «Культурой» у «Amis» и занимались Грибоедов, да Чаадаев, «выводить Пушкина» пришлось именно мне — «глупому немцу». Поэтому я и шел против русских понятий и правил:
— Мой брат хочет видеть конкретную даму и я приглашу ее с мужем на мое торжество. Прошу понять меня и не устроить скандала.
Второй бал выдался лучше первого. Так всегда бывает, когда встречаются только друзья. Многие жены, зная нас и что предстоит, сослались на нездоровье, да усталость от первого бала. Супруги наших подруг не рискнули докучать своим видом так что, — число дам было равно числу кавалеров. (Плюс-минус моя жена, Государыня, пронырливый Нессельрод, ухаживавший за обеими, пока я имел тур мазурки с «Прекрасной Элен» — графинею Нессельрод, да… Пушкин.)
В первый день было сложно расслабиться, — «австрийцы» любят злословить, да и глядеть на постных масонов — удовольствие ниже среднего. Но «положенье обязывало», как говорят лягушатники, и мне, скрепив сердце, пришлось звать эту шваль.
А в отсутствие сих уродов мы отвели душу. Дамы раскраснелись и разыгрались вовсю, особенно когда Государю выпало водить в жмурки. Мазурки следовали одна за другой, и моя нога — память о Бородинском деле разболелась так, что я не мог шагу ступить на другой день. Ну и, конечно, мы воздали должное Бахусу до такой степени, что Государю стало малость нехорошо, и мы усадили его в кресло перед раскрытым окном.
У Государыни к той поре разыгралась мигрень. Все ж таки она иностранка, а им многие наши забавы никогда не понять. Государь порывался ее проводить. Государыня же, видя его чудесное настроение и памятуя о том, как легко оно портится, уговорила мужа не бросать нас. У Царя есть не только права, но и обязанности. А только она уехала, мы сели в фанты, потом были жмурки и закрутилось!
Из всей компании выпадал только Пушкин. Недаром нашу Империю зовут «сословной монархией». Иль на общепонятный язык — кастовым обществом. Высший класс имеет право на все (за вычетом общения с «низшими») без ущерба для собственной Чести. Обязанность же одна — в черный день встать «под Орлом» и умереть — где придется.
Другая каста зовется Синодом и духовенством, — мы с ними почти не общаемся, но у них тоже — свои права и обязанности.
Дальше идут купцы, чиновники, инженера, да врачи и ученые. У них тоже — свои права, да обычаи, — у каждого цеха по-разному. Но сие — так далеко от меня, что я боюсь и напутать.
Ниже всех — мужики. Некоторые — крепостные, другие вроде бы как — свободны, но разницы на мой взгляд — никакой. Но даже последние мужики в общественном мнении выше — «ваганек», — людей вне каст, иль сословий.