Так что, — по нашим обычаям, — коль девица решилась жить с мужиком, сие — ее Право, а мужик обязан ее содержать на свой счет.
Осознав такую ухмылку Фортуны, шотландец попытался найти выход в браке с какой-то купчихой (с моей кузиной он был не венчан). Тем самым он выказал незнание другого нашего Права: "Принявший девицу на свой счет, может ее выставить вон, но при этом ему придется иметь дело с братьями и кузенами обесчещенной".
Я к той поре стал уже всеми признанным главой нашего клана и принял сие дело близко к сердцу. Я вызвал сего ублюдка и… "совершенно случайно" срезал ему "Хоакиной" все то, что отличает дворянина от евнуха. Он, разумеется, потерял сознание от боли, и наша дуэль на том и закончилась. Это и была последняя дуэль в моей жизни.
Кузина моя вернулась к обществу, но репутация ее была утрачена безвозвратно, и вскоре она умерла "меланхолией". Сей негодяй, лишившись главного мужского достоинства, но обладая весьма "гладкой внешностью", не растерялся и мигом пошел по рукам у ценителей мужских прелестей. Где его и подстерег "содомский понос".
Мальчика же от сей связи моя тетка увезла от злых языков в Пензенскую губернию. Это была ошибка. Ибо вне моего присмотра он вырос таким же ублюдком и обалдуем, как и его смазливый папаша.
Я всегда наделся на добрую Кровь моего рода и время. В случае с моих племянником я просчитался.
С самых младых ногтей сей недоносок при угрозе немедленной вздрючки кидался наземь с криком:
— Дяде нажалуюсь! Уж он-то загнет вам салазки! - так малыш привык к безнаказанности.
Когда он стал побольше, стал проявляться характер его папаши, крепко замешанный на историях о Велсе и Мертвой Голове. Мальчик, не служив и дня в армии, нацепил себе перстень моего отряда, сделал наколку на груди в виде черепа со скрещенными костями и приучился к "байроническому" виду, — мол, "как вы мне все надоели"!
Внешний вид потребовал внутреннего наполнения и вскоре он прославился и "байроническими наклонностями". Благо в Пензе у него над рабами была абсолютная Власть, данная ему его бабушкой — через много лет следствие показало, что за время жизни в Тарханах негодяй… Ну, в общем, — вы поняли.
Увы, и — ах, — в Тарханах, как и в любом русском патриархальном поместьи очень следили за "нравственностью девиц" и "юному барину" запрещалось "с девицами баловать". То, что он может "баловать" с крепостными мальчиками — подразумевалось само собой.
Но одно дело — покорные крепостные, другое — столичная жизнь. "Нравы байронические" в столицах требуют, увы, — денег. Тем больших, чем ужасней порок, коий им покупать. Тем более что — в отличие от Тархан, в "столицах" я уже начал "обложную охоту" на мужеложников.
Первое время он выцыганивал деньги у бабушки, а потом нашел весьма оригинальный способ заработка…
Первым профессиональным поэтом Империи был, разумеется, Пушкин. Все средства его семьи проистекали из любовных подарков Его Величества, но Николай — беден и на это нельзя прожить. Поэтому Пушкину приходилось зарабатывать на жизнь стихами и сие стало его главным доходом.
Племяш тоже решился "ковать деньгу" таким способом, но он поступал проще. Придя к издателю, он протягивал тому стихи и называл размер гонорара. Первое время издатели в ужасе махали руками, сразу отказываясь. Тогда подлец иронически щурился, изображая этакую "демоническую усмешку", и говорил:
— Вот значит как… Все, все расскажу дяде! Развели тут якобинский клуб, понимаешь…" — и дело шло к взаимному пониманию.
Одно хорошо, — сей подонок просил сразу помногу и потому стихи его были недурны. Стихи плохие наверняка угодили бы под рассмотрение Комиссии по Цензуре и я бы точно спросил, — как такую дрянь допустили к печати. А вот этих-то вопросов щенок и боялся!
"Спалился" же он, перегнув палку. Абсолютная безнаказанность, жизнь в обстановке разврата сделали свое дело. Одна из приятельниц моего племяша обратилась к врачу за помощью по поводу весьма странной болезни. Болезнь-то оказалась самой вульгарной, но с диковинным проявлением, — вообразите себе гонорею прямой кишки при том, что девица осталась девственницей!
Честный врач не стал скрывать таких дел от несчастных родителей, а те нажаловались в Синод. Ибо если с юнцами такие дела рассматриваются жандармерией, с девицами они тянут на ересь. "Черная месса" тем и отлична от простой оргии, что все на ней делается "не так, как всегда.
Сегодня я думаю, что его "подвиги" в истории с "Черной Мессой" были своего рода — попытками "доказать", что и он в "сием деле" человек — не последний. Беда ж его была в том, что…