Войдя в комнату, оборотень сразу увидел на кровати скорчившуюся фигурку. Здесь тоже пахло кровью. Но что было хорошо, что особых разрушений здесь не было. Прислушавшись, Дерек различил слабое сердцебиение. Жива.
- Мира!!! - сзади зарычал Джим и ураганом ворвался вовнутрь.
Тело его было покрыто шрамами и рваными ранами, но сейчас он не обращал внимание на это. Подскочив к любимой, нежно подхватил любимую и прижал к себе, зарываясь носом в ее растрепанные волосы.
- Присмотри за тем... - бросив на Дерека взгляд, попросил он.
Тот молча вышел, без труда найдя лежавшего голого оборотня, руки которого были неестественно скрученными по бокам.
- Джим... - тихо выдохнула Мира, приходя в себя от первоначального шока.
- Я здесь...здесь милая... - раскачивая жену в руках, шептал Джим, прикрыв глаза от переизбытка эмоций.
Сейчас уже было не важно, где они, что творится вокруг. Даже то, что тем серым волком оказался никто иной, как вечно веселый и предприимчивый Ральф. Но с ним он разберется немного позже. Первоначально он должен будет отвезти ее домой.
Оглянувшись, бета сорвал с кровати смятое покрывало, в которое бережно укутал Миру, и вышел, не обращая внимание на свою собственную наготу.
Глава тридцать шестая
Аделия замерзала от накатившего холода. Тело ломило. Малыш не бушевал, и девушка взволнованно прижимала ладони к животу, стараясь всеми силами отгонять тревожные мысли. Лежа на матрасе, она подогнула под себя ноги, чтобы хоть как-то согреться. Сколько она здесь находилась, девушка не знала. Но за это время успела несколько раз измерить комнату шагами. Семь шагов от стены до стены.
Ни разу к ней никто не пришел. Она даже попыталась покричать, но ответом ей была лишь тишина. Что же это такое? Кто эти люди? Что им нужно от нее? Слез уже не было, а глаза неимоверно жгло. Это все напоминало какой-то один нескончаемый кошмарный сон, в котором она все больше и больше увязала.
Серые стены угнетали. Заставляли постепенно ненавидеть этот цвет. Не в состоянии выносить эту тишину, девушка начала тихо напевать любимую песню, дрожа от холода и неведения. Постепенно, измученное сознание погрузилось в темноту, и Аделия впала в беспокойный сон, в котором словно издали видела своих мужей.
Четыре волка были прикованы цепями к большим столбам. Она же стояла обнаженная в центре какого-то помещения. Вокруг горели факелы, а перед ней расположился постамент. От него веяло холодом и смертью. Совершенно не хотелось к нему идти. Девушка посмотрела на своих волков. Они были ее. Родные, теплые, и настолько далекие. В их глазах она видела любовь и страх. Тихо улыбнувшись им, гордо подняла голову.
И вот уже она лежит на этом постаменте. Над головой светит полная луна, покрывающаяся красными пятнами. Взор так и притягивался к ней. Хотелось протянуть руку, но сил не было, словно тело больше не подчинялось ей. Откуда-то издалека она слышала протяжный вой. А затем перед глазами блеснуло лезвие кинжала и девушка не сдержала крик, когда ощутила резкий удар в самую грудь...
Аделия с криком вскочила на кровати, ощущая на лице влажные прядки волос, которые прилипли ко лбу и щекам. Она осмотрелась, стараясь привести дыхание в порядок.
- Это всего лишь сон... сон... - выдохнула девушка, безумно оглядываясь по сторонам.
Хотелось пить. Во рту пересохло. Но ощущения необычного сна не давали ей спокойствия. Господи, чему верить? Посмотрев в окошко, Аделия не увидела солнечный свет. Было похоже, что уже наступил вечер. Неужели она так долго проспала?
А еще хотелось жутко есть. Голод скручивал желудок. Погладив живот, Аделия вздрогнула, потому что обычно неугомонный ребенок, не подавал никаких признаков.
- О Господи... - прошептала она.
В голову лезли непрошеные мысли о когда-то слышимых историях о том, как плод замирал в утробе матери. Сердце девушки пустилось вскачь.
- Нуже, милый... Сейчас мне нужно знать, что с тобой все хорошо...
Слезы новым потоком покатились по бледным щекам. Но так и не смогла ничего расслышать. Только не это! Пожалуйста, судьба не может так над ней пошутить.
Свернувшись на матрасе, девушка тихо заскулила, закусив кулак. Ее мир рушился на глазах. А боль, пронзившая сердце, ни с чем не была сравнима.