Сон не приходил. Чтобы расслабиться, я проделал комплекс дыхательных упражнений. Их я освоил, обучаясь в детстве у инструктора по боевым искусствам, которого нанял отец. Правда, к занятиям быстро подключилась Вика.
К дракам душа не лежала, но приходилось заниматься, чтобы не давать сестре вытирать собой маты. А уж она-то была замотивирована подать себя с лучшей стороны. Выслуживалась перед отцом.
Постепенно я научился видеть в тренировках плюсы. Занятия поддерживали тело в форме. К тому же благодаря различным ментальным трюкам и медитациям получалось до определённой меры гасить боль.
Сознание очистилось, однако успокоить сердце я не смог. Напротив, оно заколотилось чаще, надрывнее. Его стремительное биение принесло тяжёлые мысли.
Каким образом переманили охранников семьи? Им платили столько, что они даже не подумали предать из-за денег. Кроме того, все знали, как скор на расправу отец. Да и для чего соперникам семьи превращать меня в кусок отбивной? Неужели один из конкурентов отца вздумал проявить характер? Странно, они давно сидели тише воды, ниже травы.
Оставалась ещё таинственная девушка. Связана ли она с похитителями? Она появилась прямо перед тем, как они решились напасть.
Сердце билось всё быстрее.
Я забеспокоился. От конской дозы обезболивающих я должен был растечься безвольной медузой в гипсовом гробу. Откуда тогда пот, откуда тяжёлое, прерывистое дыхание? Я судорожно глотнул горячего воздуха.
Почему аппараты у койки не реагируют на приступ? Ради чего их здесь выставили? Для красоты?
Хлопнула дверь. У изголовья кровати возникла Виктория, щурившаяся, как довольная кошка. Я хотел крикнуть ей, чтобы позвала на помощь, однако губы не шевельнулись.
Как мне до неё достучаться?
Я лихорадочно заморгал, однако она лишь криво усмехнулась.
А для чего она вернулась?
От этой мысли жар спал, сменившись холодком подозрения.
— Гера-Гера, — цокнула Вика. — Никогда тебя не понимала. Почему ты сопротивляешься? Ради чего отказываешься от богатства, влияния и силы, которые тебе буквально всучивают? Умоляют, разве что на колени не встают, чтобы ты их принял. А ты кусаешь руку, которую тебе раз за разом протягивают. Ранишь тех, кто тебя любит и о тебе заботится.
Она осуждающе покачала головой. Было видно, что она верит в то, что говорит. Искренне считает, что золотая клетка, уготованная мне, — наилучшее, что могло со мной случиться.
— Папа перевернул город вверх дном. Поднял многих важных людей, затребовав с них старые долги. Задействовал связи, которые держал на чёрный день. И всё это он проделал для того, чтобы вытащить тебя. А ты… Уверена, ты даже благодарности не испытываешь. Не ценишь его усилий. Слишком гордый для этого.
Виктория всегда называла отца с почтительным придыханием — папа, когда мы были наедине. Для сестры отец был фигурой, достойной преклонения. Идолом, который вытащил её с Дианой из болота рутинной повседневности и вознёс на вершину Олимпа, где обитали утопающие в роскоши воры и бандиты.
Этим он заработал любовь сестры, но та стеснялась проявлять рабскую преданность при отце. Полагала, будто он сочтёт её признания попыткой польстить, фальшивым подхалимством. Но я не сомневался, что Вика готова закрыть своей грудью отца, если в него выстрелят.
Вика всю жизнь добивалась, чтобы отец признал её как свою, стремилась обогнать меня во всём. Отлично зная его отношение к женщинам на руководящих ролях, она коротко стриглась и косила под парня — манерами и грубоватой речью.
Она не плакала, когда ей на спаррингах прилетало в нос. Победно смеялась, если её удары попадали в цель. Старалась перепить меня на каждой вечеринке, а затем проводила остаток ночи в обнимку с унитазом.
Её существование было подчинено единственной цели — сделать так, чтобы отец заметил её. Возвысил. Признал своей правой рукой. Не ради денег, деньги имели для Вики весьма опосредованное значение. Они радовали её, потому что означали власть для отца.
Я считал попытки сестры выслужиться нелепыми, а её саму — чудачкой, но безобидной. Пускай с мачехой не заладилось, но к Вике я всегда испытывал симпатию, замешанную на жалости. В глубине души я знал, что отец никогда не признает её полноценным членом семьи и уж тем более наследницей. Виктория была не его крови — да ещё и женщиной.
— Я думала, придуркам хватит времени, чтобы закончить с тобой. Упомянула, чтобы не торопились. Тебя должны были разобрать на крошечные кусочки, последовательно и методично, начиная с рук. Сотворить немой, слепой и глухой обрубок, который проведёт остаток дней в кромешной тьме. Чтобы ты прочувствовал, как сильно ошибался, отвергая благосклонность папы. Он видел в тебе потенциал, видел, что если ты постараешься, то с лёгкостью превзойдёшь его…