Светлый не задает вопросов, просто приносит мне стакан воды. Ждет, пока успокоюсь.
— С-спасибо, — выдаю еле слышно. — Прости, я испачкала тебе футболку.
Он только отмахивается и задает вопрос, хоть и не совсем тот, что жду:
— Я могу чем-то помочь?
— Вряд ли, — качаю головой. Он не спрашивает, но я чувствую потребность выговориться:
— Я убила Птица, Арес! Уничтожила собственного фамильяра! — голос срывается на мышиный писк.
Чувствую, что сейчас снова разрыдаюсь и срываюсь к шкафчику у входа. Там под зеркалом в выдвижном ящике маленького туалетного столика у меня хранятся разные снадобья. В том числе и успокоительные. Высыпаю тройную дозу в остатки воды. Принимаю залпом.
— Пойду умоюсь. Побудешь здесь? — я не привыкла выражать эмоции на людях, и теперь стесняюсь этого проявления слабости.
Тетушка учила, что это неприлично, а иногда даже оскорбительно для посторонних, но сейчас мне не хочется, чтобы светлый уходил.
Чувство утраты возрождает во мне невесть откуда взявшуюся фобию — меня снова покинут, и я останусь одна. Я боюсь потерять и его тоже. Боюсь больше не увидеть этого, внезапно ставшего мне таким дорогим, мужчину.
Арес смотрит исподлобья и улыбается одними глазами, а я вдруг ловлю себя на том, что застыла на пороге ванной комнаты и смотрю на него так, словно хочу запомнить каждую черточку. Каждое пятно от моих слез на его футболке. Каждую точку темной щетины на мужественном подбородке. Выражение глаз, беспорядок в волосах. Его всего...
Внезапно становится неловко. Совсем меня за дурочку примет. То реву как раненый заяц, то застываю в пространстве, уставившись в одну точку.
— Ирис?
— Ничего. Сейчас вернусь.
Пока умываюсь и принимаю душ, успокоительное действует, замораживая наглухо все чувства и эмоции. Странное состояние вселенского равнодушия стремительно овладевает мной. Закрадываются подозрения, что доза была далеко не тройная, но так даже лучше. Дыхание выравнивается, сердце стучит медленнее, и больше не тянет рыдать. Отлично, во дворце будет не до истерик. О том, как стану проходить испытание, не хочу даже думать. Как-нибудь.
Возвращаюсь в комнату.
— Ирис, ты...
Арес медленно поднимается, не сводя с меня какого-то странного растерянно-ошалевшего взгляда. Шумно сглотнув, он вдруг резко поворачивается ко мне спиной. Чего это с ним? И тут доходит, что я слегка забыла одеться. Совсем. Полотенце на голове ведь не считается, да?
— А. Ох, извини. Как неловко! — вот вроде и правильные слова, но звучат совершенно без эмоций.
Как будто мне все равно, что я тут голышом перед мужчиной разгуливаю. А ведь действительно все равно. По крайней мере, пока. Ладно. Стесняться и страдать буду потом, когда действие снадобья пройдет. С этой мыслью спокойно подхожу к платяному шкафу и подбираю белье. Выбор останавливаю на черном кружеве. В честь Птица.
И даже эта мысль меня не пронимает. Ни слезинки. Ничего не шевелится внутри. Как хорошо. Значит, смогу продержаться хотя бы до обеда. Надеюсь, испытание не слишком затянется. Еще несколько минут трачу на то, чтобы определиться с одеждой. Вчера как-то совсем не было времени об этом подумать. Наверное, стоило с Гейл посоветоваться, да что уж. У меня не так чтобы много вариантов. Справлюсь.
Форму отметаю сразу. Надевать ее во дворец кажется глупым, а вот этот черный пиджак приталенного кроя и темные простые брюки в обтяжку — то, что нужно. И к ситуации подходят и под настроение.
Под пиджак надеваю форменную белую блузу. Ничего, что белье черное, все равно никто этого не увидит. А вот повседневные мои ботинки совершенно не годятся. С мысленным вздохом надеваю туфли на невысокой шпильке. Равнодушно отмечаю: почти новые, ноги натру.
— Можешь поворачиваться, — ровным тоном уведомляю светлого, посчитав себя готовой. Арес далеко не так безмятежен, как я.
— Не обращай внимания. Это успокоительное снадобье так на меня действует. На деле мне ужасно стыдно, — объясняю свое странное поведение и двумя пальцами приподнимаю маленький квадратный конвертик, теперь совершенно пустой. — Адепты принимают «спокуху» перед экзаменами, чтобы не волноваться слишком сильно. Думать не мешает, а нервы держит в узде. Но я переборщила, кажется.
— Это точно безопасно?
Арес забирает пакетик из моих рук. Нюхает и пожимает плечами.
— Никто не умер ни разу, — шучу, но смеяться даже не тянет.
— Ладно, верю. Ты прости, что я так уставился. Оторопел от неожиданности, — он ерошит волосы на затылке, и этот жест кажется мне таким родным и правильным.
Предлагаю единственное, что могу: