Он зашел в гостиную, включил стерео, поставил старый альбом группы «Джетро Талл» и пошел в спальню звонить Роберту.
Церковь была заполнена людьми, на улице было полно припаркованных легковых машин и пикапов, и почти все места на скамьях был заняты. Кори стояла у входа, крепко держала Анну за руку и искала место, чтобы сесть. Ее удивило такое количество прихожан. Кори не знала, что церковь Святой Троицы была так популярна. Она сама пришла сегодня, потому что работала в этой церкви и считала посещение воскресных служб одной из своих обязанностей. В глубине души она считала, что оказывает пастору Уиллеру услугу.
Он казался таким… неуклюжим в общении, таким чопорным, что ей было трудно поверить в то, что у него столько последователей. Для молодой женщины было шоком обнаружить, что на этой единственной утренней службе собралось больше людей, чем она видела за все время в методистской церкви.
Неудивительно, что Уиллер хотел расширить здание. Кори подумала о своей прежней церкви, о добром пасторе Франклине, который читал свои лучшие проповеди в полупустой церкви, и немедленно ощутила чувство вины. Возможно, ей нужно было объяснить Франклину, почему она теперь стала посещать церковь Святой Троицы. Она не была близко знакома с пастором, никогда не говорила с ним с глазу на глаз — лишь обязательное рукопожатие в конце каждой службы, — но он всегда казался Кори добрым, мягким и деликатным пожилым человеком, и она сейчас понимала, что ей следует ему сообщить: она теперь посещает другую церковь не потому, что он что-то сделал не так, и не из-за недостатков его проповедей — единственная причина заключается в том, что она теперь работает секретарем у пастора Уиллера.
Возможно, ей следовало посещать службы в обеих церквях.
Кори почувствовала, что Анна тянет ее за рукав.
— Вон там есть место, мамочка. Видишь? Рядом с той толстой женщиной?
— Тише! — одернула Кори дочь.
Действительно, на скамье рядом с полной пожилой женщиной, одетой в платье со слишком ярким цветочным рисунком, было свободное место, и Кори повела туда Анну по проходу, покрытому ковровой дорожкой. Ей показалось, что все смотрят на них с дочкой как на чужаков, пока они шли по центральному проходу, хотя она и знала, что церковь открыта для всех. Кори не понимала, почему не стала настаивать на том, чтобы Рич пошел вместе с ними. Если у него было время, чтобы позже сходить с Анной в кафе-мороженое, значит, он сумел бы найти время и для посещения церкви. Но это было так характерно для ее мужа. Он не подумал о том, что она впервые идет в новую церковь и ей может понадобиться моральная поддержка, рука, на которую она могла бы опереться в окружении незнакомцев.
Но Кори заранее это знала. Она изучила его характер. И за все эти годы должна была понять, что, если ей хотелось, чтобы Рич что-то сделал, ей нужно было сказать об этом прямо. Сам он никогда ни о чем не догадывался. И не догадается… Это было основной проблемой их брака. Недопонимание. Упрямое нежелание обеих сторон приспосабливаться к стилю действий друг друга.
Кори следовало прямо обратиться к Ричу, попросить его пойти в церковь вместе с ней и объяснить, зачем ей это нужно. Она могла обсудить это с мужем вчера вечером или утром. Он бы пошел. Но какая-то тщеславная, донкихотская и безнадежно идеалистическая струнка ее характера заставляла ее сохранять молчание в тщетной надежде, что, возможно, в этот раз он сам вызовется пойти с ними. В то же время другая сторона ее индивидуальности получала удовольствие от мысли о том, что теперь у нее будет повод упрекнуть мужа, что он не делает того, что она хочет, хотя Кори и знала заранее, что все будет именно так.
Боже, почему все было так сложно?
Кори села рядом с Анной. На полке, прикрепленной к спинке скамьи перед ними, не было сборника церковных гимнов, и вообще не было никаких книг, только несколько скрепленных вместе листков ксерокопий. Она посмотрела на людей, сидевших рядом с ними.
Несколько лиц Кори где-то видела, но среди прихожан не оказалось ни одного человека, с кем бы она дружила или была знакома.
Анна снова потянула ее за рукав.
— Посмотри на крест, — прошептала она и показала на него.
Кори посмотрела. Она бывала в церкви каждый день, с тех пор как поступила на работу, но обычно она проводила время в своем кабинете, и у нее раньше не было возможности рассмотреть интерьер. Теперь ее взгляд привлек огромный деревянный крест, укрепленный на стене за кафедрой. Он не был простым украшением или же символом распятия — огромную деревянную махину можно было хоть сейчас использовать по назначению.
Крест был высотой почти в два человеческих роста и, хотя и стоял на полу, доставал почти до потолка. Кори содрогнулась.
В нем было что-то, вызывавшее у женщины неприятное чувство — то ли дело было в его пропорциях, то ли в блеске гладко отполированного дерева.
Она оторвала свой взгляд от креста и стала смотреть на окна с витражами, найдя утешение в привычной ей нормальности цветных стекол.
— Мамочка, — прошептала Анна, — кажется, начинается.
— Да, — сказала Кори.
Разговоры прихожан постепенно смолкали, переходя в шепот, а затем в церкви воцарилась полная тишина, когда пастор Уиллер вошел в вестибюль. Кори не была знакома с особенностями ритуалов этой деноминации, но она посетила достаточно количество воскресных служб в разных церквях, чтобы знать, когда и что следует делать. Они с Анной вставали вместе с другими прихожанами, когда это требовалось, склоняли головы во время молитвы и вежливо поднимались со своих мест, когда прихожане пели гимны.
Потом Уиллер начал свою проповедь.
Он стоял за кафедрой, держал Библию в руке и внимательно оглядывал лица своих прихожан. Пастор увидел Кори и улыбнулся ей. Кто-то тихо кашлянул, люди ерзали на скамейках.
— Я видел Иисуса Христа, — сказал он, в его тихом голосе слышались и благоговение, и гордость. — Он говорил со мной.
Пастор Уиллер на секунду замолчал, чтобы вся важность его слов дошла до них, а потом пересказал содержание своей беседы с Христом.
Он рассказал им о своем виде́нии и о встрече в церкви.
Кори смотрела на проповедника, пока он говорил, и ей было страшно. Она хотела уйти, хотела убежать, но была слишком испугана, чтобы сделать это. Она не сомневалась в том, что Уиллер видел Иисуса — доказательствами были его лицо, его голос, аура восторга, окружавшая его, — но эта благая весть не вызвала у нее той радости, которую должна была вызвать. Когда она заглянула поверх голов прихожан в глаза проповедника, ее сердце испуганно забилось, и она почувствовала глубокий и неодолимый ужас.
Что с ней произошло? Кори всегда считала себя хорошим человеком и в целом добрым христианином. Еще в детстве она приняла Иисуса в своем сердце и с тех пор старалась слушаться его заветов. Ее чувства по отношению к Христу были всегда позитивными, без всяких оговорок.
Так почему же она была напугана?
— У него есть план, — продолжил проповедник.
Теперь он улыбался, обретя свой привычный ритм.
— У Иисуса есть план. Он собирается установить Царство Божие на Земле, и Он выбрал наш скромный городок и нашу скромную церковь зерном, из которого Его величие будет расти. Мы были избраны, чтобы стать первыми гражданами Царства Господа, как предсказано пророками: «Иисус принесет свет и правду в этот больной и беспорядочный мир, и падшие послужат пушечным мясом для битвы Христа…»
Кори почувствовала, как Анна взяла и сжала ее руку.
— Мамочка, мне страшно.
Кори тоже была напугана, но ободряюще улыбнулась дочери.
— Совсем нечего бояться, — прошептала она.
— Я хочу домой.
— Тише.
Кори положила руку на плечо Анны и сосредоточила свое внимание на пасторе. Она слышала плач и крики других напуганных детей и шепот родителей, пытавшихся их успокоить. Воцарившийся в церкви страх был почти материален, хотя молодой женщине было непонятно, почему слова пастора вызвали такую реакцию.