— Джентльмены, — Роберт кивнул в знак приветствия, поднимаясь на крыльцо.
— Я не знаю, как это могло произойти! — сказал Хилман. — Господом клянусь! — Его голос звучал выше, чем обычно, старик говорил быстро, и Роберт понял, что он не только встревожен, но и сильно напуган.
— Что произошло?
Стю закрыл блокнот, в который только что что-то записывал.
— Он говорит, что запер ворота в девять, как обычно, и все было хорошо. Он покричал и посветил фонариком, чтобы убедиться в том, что никого случайно не запер на кладбище, а потом отправился домой. Там принял душ, а когда подошел к окну, чтобы задернуть шторы, заметил, что кладбищенские ворота открыты. Старик оделся, перешел улицу и, увидев раскопанные могилы, позвонил в полицейский участок.
— Именно так все и произошло!
— Всего за один час? Все эти могилы были раскопаны всего за один час?
— Господом Богом клянусь, все было нормально, когда я запирал ворота в девять.
— Пойдем и посмотрим, — сказал Роберт.
Стю согласно кивнул.
— Мы ждали вас.
— Вы хотите, чтобы и я пошел? — спросил сторож. — Можно мне остаться здесь?
— Мы бы хотели, чтобы вы пошли с нами, мистер Хилман.
Старик кивнул, не осмеливаясь спорить, закрыл и осмотрел дверь.
Четверо мужчин во главе с Робертом перешли улицу.
— На кладбище есть какое-нибудь освещение? Мы попросим по радио привезти мощные переносные прожекторы, но до того, как они появятся, я бы не хотел посадить наши батареи.
— У нас есть лампы, но не очень сильные. Не такие сильные, как ваши.
— Все равно включите их, а мы будем использовать прожекторы машин по очереди. — Он кивнул Стю. — Выключи свои.
Роберт и Тед стояли у кладбищенских ворот, пока Стю бегал к патрульной машине, а Хилман, опустившись на колени, возился с черным шкафчиком, в котором находились выключатели освещения. Под этим углом высокие кактусы-сагуаро, росшие снаружи ограды кладбища, касались пришельцами-часовыми, стоявшими по стойке смирно.
Галогенные фонари патрульной машины внезапно погасли, и теперь единственным источником света были прожекторы машины Роберта, светившие в сторону от ворот. Теперь мощный белый свет освещал только левую часть кладбища, и от этого его бо́льшая по размеру правая часть казалась еще темнее. В тенях скрывались еще более черные тени — странные пятна мрака среди мусора и обломков. Через секунду включились лампы на кладбище. Они в самом деле были слабыми, как и предупреждал Хилман, находились через равные интервалы на заборе и освещали слабым желтым светом лишь отдельные куски территории.
Роберт медленно вошел через кованые железные ворота на кладбище.
Все это — за один час? В такое было трудно поверить, но он не сомневался, что Хилман говорил правду. Кем бы ни был смотритель, но он не был лжецом.
Вот что так пугало.
Роберт внимательно осмотрелся, пораженный тем, как тщательно потрудились осквернители могил. За время, прошедшее с того момента, когда Хилман запер ворота, и до того, как он позвонил в участок, была раскопана почти сотня могил, а останки тел из них выброшены на землю.
Перед ним на куче земли были разбросаны фрагменты детского скелета.
Полуразложившееся тело старика лежало на боку, сложенное пополам.
Роберт продолжал идти вперед, обходя ямы и холмики земли, Тед и Стю следовали за ним. Стю принес из машины ручной фонарь и светил то в одну, то в другую сторону. Самым ужасным было то, что Роберт узнал некоторые из трупов. На холмике из комьев земли он увидел Коннора Питмана. Контуры его молодого лица были еще различимы, несмотря на явные следы разложения, сохранились даже клочья волос — пародия на его прежние длинные светлые локоны. Когда мальчик умер от неожиданного сердечного приступа прямо на школьном стадионе, Роберт приехал вместе со «Скорой помощью» и помог погрузить тело на носилки.
Тогда мертвое тело Коннора показалось ему всего лишь пустым сосудом, из которого упорхнула душа. Но сейчас, глядя на его труп и ставшее страшной маской лицо, лишь напоминавшее того, кто когда-то был живым подростком, Роберт был поражен тем, как мало изменений на самом деле принесла смерть. Он поймал себя на омерзительной мысли, что, возможно, души вообще не существовало, не было этой мистической невидимой сущности человека, покидающей тело в момент смерти. Возможно, то, что делало людей живыми существами, умирало, когда умирало тело, и просто покоилось, использованное и бесполезное, вместе с разлагающимися останками своего биологического хозяина.
Роберт посмотрел в другую сторону и увидел Путтера Филлипса, Лавинию Булфинч и Терри Финана. Самым душераздирающим для него было обнаружить Салли Хикс. Скорее даже ее голову. Салли умерла от сердечного приступа несколько лет назад, и семья настояла на том, чтобы ее хоронили в открытом гробу. Ему не хотелось это признавать, но тогда, мертвая, она выглядела почти так же хорошо, как живая. Теперь ее голова лежала на боку около агавы: кожа отслоилась полосами, почерневшие губы были приоткрыты, и некогда прелестный рот застыл в вечном насмешливом оскале.
В темноте слышались какие-то негромкие шорохи и постукивания — Роберт не знал, то ли эти звуки производили ящерицы и жуки, то ли легкий ветерок, дувший с севера. Он знал, что ветер был недостаточно сильным, чтобы унести запах смерти, разложения и химикатов, использовавшихся для бальзамирования трупов, — запах, висевший удушливым облаком над кладбищем. Он, Стю и Тед — все они зажали носы руками, но это мало спасало от удушливого смрада. Стю, находившийся слева от него, постоянно сплевывал. Тед закрыл глаза, пытаясь не поддаваться запаху, но вскоре его затошнило, он наклонился, и его вырвало рядом с колючим кактусом-чола.
Роберт сам чувствовал позывы рвоты, но заставил себя сдержаться. Он обернулся в поисках Хилмана и увидел, что смотритель все еще стоит в воротах рядом с одной из ламп. Шериф хотел уже вернуться к старику, когда посмотрел вниз на щепку красного дерева, отколовшуюся от одного из сломанных гробов, и вдруг осознал, что все могилы были раскопаны.
Абсолютно все.
Он мгновенно повернул голову налево, и его глаза легко отыскали знакомое место, несмотря на то, что топография кладбища изменилась. Там, в дальнем углу, рядом с двумя гробами виднелся разбитый скелет, частично прикрытый истлевшей тканью.
Папа и мама.
Роберт сделал шаг в направлении той части кладбища, но остановился. Все еще зажимая пальцами ноздри, сделал глубокий вдох и почувствовал запах смерти. Он не хотел подходить ближе. Он не хотел смотреть. И без этого знакомые и живые образы родителей, которые он с любовью хранил в памяти, стали вытесняться жутким видом двух жестоко вывернутых из могил трупов в темном углу разгромленного кладбища.
Роберта била дрожь. Святая память о родителях, достоинство их смерти, право на неприкосновенность его собственных чувств — все это было нарушено, и его страх сменился гневом и возмущением. Кто бы ни сделал это — он ответит сполна.
Роберт знал, что должен позвонить Ричу и сообщить ему о том, что произошло, но не хотел звонить брату. Он хотел защитить его от всего этого, пощадить его, хотя знал, что это невозможно.
Роберт закрыл глаза. Когда они были еще маленькими — ему десять лет, а Ричу пять, — он нашел однажды утром труп их кокер-спаниеля в канаве перед домом. Роджера, очевидно, сбила машина, и он сумел уползти с дороги в канаву, где и умер той ночью. Бело-чёрная шкура пса была покрыта пятнами засохшей крови, такой красной, что она была похожа на кетчуп, а на дороге осталась полоса крови и грязи — там, где ползла собака.
Роберт тяжело воспринял гибель Роджера. Ему хотелось побежать в дом и сказать маме и папе, чтобы они как-то все уладили, но он знал, что в этот раз уже ничего не исправишь и родители не смогут помочь. И Роберт сидел на краю канавы и плакал, горюя о Роджере, о себе, о родителях и больше всего — о Риче, который любил эту собаку больше всего в мире.
Он похоронил собаку сам, не сказав об этом родителям, не сказав Ричу, предпочитая, чтобы они думали, будто Роджер просто убежал. В то утро он забросал безжизненное, покалеченное тело пса ветками и опавшими листьями, а ночью вернулся к нему снова и поднял тяжелое костлявое тело; запекшаяся кровь липла к его рукам. Роберт отнес собаку в пустыню и упокоил пса под очень высоким кактусом-сагуаро, где заблаговременно выкопал яму.