Томал Юран, король Атрески, принял пергамент, но не развернул его, зная, что это ознаменовало бы собой его последнее действие в качестве правителя страны. Перед ним на почтительном расстоянии стояли мужчина и женщина, по обе стороны от них с бесстрастными лицами застыли гвардейцы, в чьих блестящих доспехах отражались огни факелов, освещавших тронный зал. Множество солдат толпилось в каждом коридоре замка, а тысячи других охраняли каждый дюйм его страны. Все с гербом Дел Аглиосов.
— Это именно то, о чем я думаю? — спросил он.
На троне Юран чувствовал себя неуютно, да и сам тронный зал, давно очищенный от регалий и геральдических знаков Конкорда, выглядел голым и обшарпанным. Снаружи холодный ветер дуса обдувал старые камни замка, печально завывая среди башенок и арок. Да, король Атрески и представить себе не мог, что все закончится именно так. Владыка Земли и Звезд свидетель тому, что его мечты были полны любви и света.
Да, он видел это совсем не так. Сколь жалкий конец! И ведь им не понять, что на самом деле у него просто не было выбора. Любое решение, какое бы ни принял Юран в те роковые дни, в конечном счете навлекало беды на простых жителей Атрески. На его народ, который когда-то восторженно скандировал его имя, а теперь требовал его смещения.
— Я встречу свою судьбу как слуга Конкорда, — тихо произнес Томал Юран.
Он посмотрел на женщину. В ней была сила. И красота. То же Юран видел в ней и десять лет тому назад.
— Это не та судьба, которую я когда-то желал для тебя, Меган, — промолвил он.
— Это было до того, как ты отвернулся от Конкорда, — парировала она.
— А ты отвернулась от меня.
Юран не смог скрыть прорвавшуюся в голосе нотку раздражения. Годы, проведенные в Эсторре, явно пошли Меган Ханев на пользу, а приобретенная за это время властная осанка лишь усиливала ее красоту. Она была одета в элегантную тогу и столу из тончайшей тундаррской ткани, на длинных, зачесанных назад черных волосах красовался золотой обруч с плетеной кожаной сеткой, а темно-карие глаза все еще лучились юношеской энергией.
Прежде чем выступить вперед, Меган бросила взгляд направо, на стоящего рядом с ней мужчину и получила в ответ одобрительный кивок. Юран вдруг почувствовал, что мужество начинает покидать его. Меган протянула руку к королю Атрески и провела по его лицу.
— Ты видел мир за пределами этого замка? Цардиты ободрали его до нитки. Ничего не осталось. Тебе ли не знать, что они забирают все, что только захотят. — Меган вздохнула. — Что случилось, Томал? Почему ты сделал это?
— Я не мог сидеть сложа руки и смотреть, как истребляют наш народ.
— А вместо этого они умирали тысячами на твоих границах с Нератарном и Гестерном, — проворчал спутник Меган. — И все потому, что ты оказался слаб перед лицом врага.
— Тебя там не было, казначей Джеред. Они сокрушили бы Харог без особых усилий.
Лицо Джереда не выражало сочувствия. Он все еще выглядел крепким и полным жизненных сил, хотя в его коротко подстриженных волосах уже решительно господствовала седина. Дело, надо полагать, шло к шестидесятилетию. О том же свидетельствовали и морщины на лице, однако это был не тот случай, когда возраст означал слабость. И не тот человек.
— Выходит, ты на самом деле не понял, — сказал Джеред. — И тогда, и теперь мы составляем единый Конкорд, а в единой стране так случается, что кто-то должен умереть, чтобы спасти остальных. Но ты ведь никогда не понимал, что мир существует и за пределами Атрески.
— Не надо поучать меня, Джеред.
— Нет уж, послушай. Тебе и твоим людям следовало умереть за Конкорд, когда Цард стоял у твоих ворот, но ты предпочел вступить в переговоры и поверить лживым речам цардитов об освобождении. Если то, что я видел, проезжая через твою некогда прекрасную страну, называется освобождением, на мой взгляд, куда предпочтительнее быть рабом. Каждый лишний час, который бы ты продержался, мог дать Конкорду время для организации эффективной обороны. А после победы мы смогли бы возместить Атреске понесенный урон.
— Да нас просто разорвали бы в клочья, — возразил Юран, с неудовольствием улавливая в своем голосе жалобную нотку. — У них было десятикратное превосходство!
Джеред кивнул.
— Зато твое самопожертвование могло бы спасти впятеро больше народу, чем, возможно, умерло бы в этих стенах. К тому же Атреска стяжала бы славу страны героев, благословляемой Адвокатом. Весь Конкорд воздавал бы ей почести. Ты стал бы его величайшим сыном. Но вместо этого ты предпочел трусость и предательство. Неужели ты и вправду думал, что у нас не хватит сил вернуться? Неужели ты думал, будто Цард защитит тебя, когда наши легионы снова собрались у твоих границ? Атреска принадлежит Конкорду.
— Я предпочел личной славе жизни моих соотечественников, — прошептал Юран.
— И мы слышим, как их благодарность звучит из каждого окна, — съязвил Джеред. — И видим ее намалеванной на каждой стене.
Юран прикрыл глаза. Мысли отчаянно метались в его голове. Будь он проклят, этот человек. Его слова звучали так правдоподобно… послушать его — все так просто. Только вот тогда его здесь не было. Он не ощущал ужас и отчаяние народа, который Юран поклялся защищать.
Король Атрески почувствовал, как рука Меган поднимает его подбородок. Ее лицо находилось очень близко, в глазах стояло глубокое сожаление.
— Я так долго мечтала о том, как мы будем жить вместе, — тихонько промолвила она.
— Я тоже.
— Даже после того, как я узнала, что Атреска отделилась, мне хотелось верить, что ты к этому непричастен. Но оказалось, что это дело твоих рук. Мне не оставалось ничего другого, как принести обет верности в первую очередь Конкорду, а не Атреске.
Юран улыбнулся и протянул руку, ему хотелось дотронуться до нее. Но женщина отпрянула от его прикосновения, и по ее щеке покатилась первая слеза.
— Все, что связано с тобой, остается моей величайшей гордостью и величайшим триумфом, — ласково сказал Юран. — Не совершай ошибок, которые допустил я.
— Несомненно, она будет более внимательно слушать своих наставников, — буркнул Джеред и, помолчав, обратился к спутнице: — Меган.
Тон казначея заставил Юрана нахмуриться и вопросительно взглянуть на Меган, которая выпрямилась и отступила на шаг.
— Ты должен прочитать приказ, — напряженно произнесла она, словно эти слова дались ей с трудом — Прости.
— Не извиняйся, — покачал головой Юран. — Ты знаешь, в каком-то смысле это для меня даже облегчение. А то ведь боюсь, что я не в безопасности даже в собственном дворце.
Он перевел взгляд на пергамент, сломал печать Конкорда, развернул свиток и прочел декларацию об установлении власти Конкорда над Атреской, с указанием имени нового маршала-защитника, который будет управлять страной. Сам он упоминался в документе в качестве низложенного правителя, чью судьбу предстояло определить согласно закону и предписаниям Адвоката. На губах Юрана невольно появилось подобие улыбки — грамота почти слово в слово повторяла ту, что он вручил низложенному королю Атрески двадцать лет тому назад.
— Видно, и вправду кое-что в Конкорде никогда не меняется, — промолвил Томал Юран.
Но когда прочел написанное ниже, слова замерли у него на устах.
— Кое-что меняется, — проворчал Джеред.
Юран покачал головой и снова уставился на поразившие его строки. В желудке сжался ледяной ком, и на какой-то миг перед глазами все расплылось.
— Так не должно быть! — попытался возразить он, цепляясь за ускользающую надежду. — Это не соответствует традиции Конкорда. Я ведь знаю, как это бывает. Все знают! Низложенному правителю предоставляется выбор. Клятва верности, не просто…
— Ты не низложенный правитель некогда независимого государства, — оборвал его Джеред. — Ты изменник Конкорда, узурпатор, самозванно провозгласивший себя королем одной из подвластных Конкорду земель. На тебя эти традиции не распространяются.
Сердце Юрана билось так громко, что он почти не слышал слов Джереда. Он чувствовал, что его бьет дрожь, но ничего не мог с этим поделать. Юран снова посмотрел на пергамент, потом на Меган, которая, в свою очередь, глядела на него. Губы ее тоже дрожали.