– Мы что, сразу поплывем назад? – горестно возопил Дункан. – Тогда почему было не оставить меня в трактире?
Женевьева в упор глянула на него:
– И чем бы ты там занимался? Кур охранял?
Он не стал спорить, только съежился с таким несчастным видом, что Фиона едва сдержала смех. Дункан был лишь на пару лет ее моложе, но порой казалось, что он совсем еще мальчишка. Эльфийка знала, что на самом деле это совсем не так. Там, где вырос Дункан, дети поневоле взрослели очень быстро. Каковы бы ни были недостатки этого юноши, наивность в их число не входила.
– Может, было бы милосерднее усыпить его на время обратного пути? – с лукавой усмешкой предложил Мэрик.
– Ничего, переживет.
С этими словами Женевьева развернулась и зашагала к лестнице, даже не потрудившись убедиться, что все остальные идут следом. Дункан побрел за командором, и, только когда они оба исчезли из виду, Фиона запоздало сообразила, что король так и не тронулся с места. Они остались наедине.
Непохоже было, что Мэрик собирается куда-то идти. Он так и стоял на краю пристани, глядя на Фиону, и она никак не могла понять, что выражает этот взгляд. Задумчивость? Злость? Эльфийка вынуждена была признать, что этот человек – чего никак нельзя было ожидать от короля – обладал определенным обаянием. Впрочем, она не сомневалась, что и это впечатление обманчиво. Фиона давным-давно научилась не судить таких людей только по внешности.
Равнодушно пожав плечами, она повернулась, чтобы уйти. Король, если ему угодно, может торчать здесь, пока не посинеет от холода, – ее это не волнует. Она уж точно не испытывает ни малейшего желания его дожидаться.
– Погоди! – вдруг окликнул он. – Тебя ведь зовут Фиона, верно?
Девушка остановилась, и сердце ее ухнуло в пятки. Мысленно она проклинала свою чрезмерно выразительную физиономию: «Ну конечно, ты просто не в состоянии похлопать ресницами и мило заулыбаться, точно какая-нибудь смазливая шлюшка! Этому ведь так трудно научиться, да?» Сделав судорожный вдох, она медленно повернулась.
– Чем могу служить? – осведомилась она, стараясь, чтобы голос ее звучал как можно бодрее.
– Служить? – Ее вопрос явно привел короля в замешательство. – По правде говоря, я надеялся, что мы сможем поговорить. Насколько я понял, мое присутствие в отряде тебе не по душе.
– Столь важной особе нет нужды обременять себя заботами о том, что мне по душе, а что нет.
– Зря стараешься. – Мэрик назидательно погрозил пальцем и направился к Фионе. Она не дрогнула, твердо решив, что отступать не станет. Будь она проклята, если отступит перед кем бы то ни было, будь он даже венценосный болван! – Ты можешь думать, что я глухой, однако я прекрасно слышал, как ты не единожды выражала командору свое возмущение.
– И что с того? Неужели это так глупо – считать, что королю Ферелдена не место на Глубинных тропах?
– Нет, не глупо – если дело только в этом.
Фиона презрительно фыркнула. Она знала, что воспитанным дамам не полагается издавать такие звуки, однако ее терпение стремительно истощалось. Чародейка, когда-то обучавшая эльфийку, утонченная особа с молочно-белой кожей и безупречными манерами, тяжело вздыхала всякий раз, когда Фионе вздумывалось хотя бы дернуть бровью. Это лишь толкало девушку проделывать такое почаще, усугубляя муки своей наставницы.
Лодочник, о котором все забыли, сидел неподалеку и изо всех сил старался остаться незамеченным. Он выудил из недр куртки кусок коврижки и принялся украдкой грызть его, косясь на Мэрика и Фиону – так, словно надеялся, что они уберутся отсюда и дадут ему спокойно перекусить. А может, он наслаждался дармовым спектаклем – этого Фиона определить не могла.
– Прошу прощения, милорд, что задела твои чувства, – процедила она сквозь зубы, натужно улыбаясь. – Больше этого не повторится.
Король с упрямым видом скрестил руки на груди:
– Мои чувства нисколько не задеты. Тем не менее, если хочешь мне что-то высказать – валяй.
Фиона с затаенной тоской покосилась в сторону лестницы. Можно было бы просто повернуться и уйти, но тогда Мэрик решит, что она позорно бежала. Еще один соблазнительный выход – попросту послать его величество подальше.
Однако Женевьева со всей строгостью потребовала, чтобы королю не досаждали, и Фиона, вспомнив об этом, замялась. Как правило, она терпеть не могла, когда ей указывали, что можно говорить, а что нельзя, однако она собственными глазами видела, куда попытка непослушания завела Дункана. Женевьева была одной из тех немногих, кого Фиона искренне уважала.