– Послушай, – решительно начала она, – это же нелепо. Ну какое тебе дело до того, что я думаю? Либо, если уж на то пошло, до того, что думают другие?
– Ты уходишь от ответа. Это командор приказала тебе так поступать?
«Надо же, какой проницательный!» Фиона, впрочем, не собиралась поддаваться.
– Ты и во дворце у себя так поступаешь? Прибегаешь ко всем слугам и садовникам и интересуешься, по душе ты им или нет? Вот, должно быть, хлопотная у тебя жизнь.
– Думаю, если бы кто-то из моих слуг одарил меня такими убийственными взглядами, я бы по меньшей мере остановился и спросил почему. – Мэрик сделал паузу, и на лице его вновь появилась сумрачная усмешка. – Или ты полагаешь, что меня такое не должно волновать? Что это, может быть, не по-королевски?
– Я пока что не наблюдала за тобой ничего такого, что хоть отдаленно может зваться королевским.
– Ого! – Король, похоже, был неумеренно доволен тем, что сумел хоть что-то из нее вытянуть. Фиона попыталась обуздать разгоравшуюся злость, однако почти не преуспела в этом. Впрочем, ей это никогда толком не удавалось. – Так это и есть камень преткновения? Ты считаешь, что я веду себя недостаточно по-королевски?
Фиона выразительно закатила глаза.
– Вот уж это пусть заботит твоих подданных! – едко отпарировала она. – Я к ним, по счастью, не принадлежу. И тем не менее мне их жаль. Как, должно быть, здорово иметь короля, который с такой готовностью бросает все, чтобы поиграть в героические подвиги!
Мэрик ответил не сразу.
– По-твоему, я их бросил? Я пошел с вами, чтобы помочь Серым Стражам защитить их от опасности.
– Ну да, конечно! – скептически хмыкнула Фиона. – Но в любом случае это, само собой, не мое дело – так? Мое дело – убивать порождений тьмы. – Она махнула рукой в сторону лестницы. – И нам следует вернуться к делам, верно?
– Там, наверху, нет порождений тьмы.
– Здесь, внизу, их тоже нет. Есть только человек с непомерно развитым самомнением, который считает, что все должны его любить.
– Я от тебя никогда ничего такого не требовал.
– Ну так пусть тебя не волнует, что ты этого не получаешь.
С этими словами Фиона повернулась к Мэрику спиной и решительно двинулась к лестнице. Она представляла себе, как он по-прежнему стоит на краю пристани, в смятении глядя ей вслед, и как лодочник неловко ерзает в своей лодке. Пусть король сам решает, жаловаться ли Женевьеве на то, что она, Фиона, так ему досадила. Если бы кто-нибудь спросил о ее мнении на сей счет, она ответила бы, что этому человеку небольшая встряска пойдет только на пользу.
Мэрик не пошел за ней следом, во всяком случае не сразу. Фиону это несказанно обрадовало.
Дункан изо всех сил старался не зевнуть.
Именно об этом предостерегал его Жюльен, покуда маги вели короля и Серых Стражей в огромный зал собраний, который располагался на самой вершине башни. На таких официальных встречах, шептал он, наихудший проступок, какой только можно вообразить, – зевать. Вначале Дункан считал, что в таком предостережении не нуждается. На самом деле ему нужно было заботиться только об одном – чтобы слишком откровенно не глазеть по сторонам.
В самом центре сводчатого потолка было огромное окно, пропускавшее солнечный свет. За мраморными колоннами располагались ряды скамей, где можно было разместить больше сотни человек, и на всех этих скамьях тесно сидели облаченные в мантии маги, от совсем юных учеников до пожилых чародеев. На высокой галерее в конце зала расположились храмовники и служители Церкви, и все они смотрели с одинаковым суровым неодобрением. Дункану подумалось, что для них это самое подходящее занятие – взирать на происходящее сверху вниз.
Посреди зала, в потоке солнечного света, который лился из окна, стояли Первый Чародей и явно изнывавшая от нетерпения Женевьева. Маги, собравшиеся в зале, вытягивали шеи, неприкрыто глазея на них, и гул голосов, который перебегал от скамьи к скамье, становился все громче. Дункан даже не мог бы сказать, что вызывало у магов большее изумление – присутствие в башне короля или командора с отрядом. В конце концов, Серые Стражи были здесь наиболее редкостным зрелищем. В других местах их встречали совсем иначе.
Впрочем, церемония, которая последовала за этим, затянулась так надолго, что благоговейное восхищение Дункана плавно перешло в ужасную скуку. Первый Чародей настоял на том, чтобы разразиться длиннейшей речью, в которой по большей части расточались восхваления Серым Стражам и неумеренные комплименты королю. Юноша поневоле задумался, стоило ли допускать такое – в конце концов, Мэрик вроде как путешествует с ними тайно, – однако ни сам монарх, ни Женевьева как будто не возражали.