Мэрик развернулся спиной к костру. Порыв ледяного ветра ударил ему в лицо, вынудив остановиться. Король закрыл глаза, чувствуя, как морозит кожу холодный воздух. Оглушительный стук сердца понемногу стих, сменился уже знакомым безмолвием. Это напомнило Мэрику о тех вечерах, когда жизнь во дворце затихала и он удалялся в свои покои – лишь затем, чтобы там его обступила тоскливая пустота, грозившая поглотить его целиком. Сколько дней он прожил так – в окружении роскоши, слуг, всего, чему пристало окружать монарха, – однако все это не волновало его.
Какими словами сумел бы он объяснить это чужим людям?
– Истина, – пробормотал Мэрик воющему ветру, не заботясь о том, услышат ли его те, кто остался в лагере, – истина в том, что я не был отцом собственному сыну с тех самых пор, когда умерла его мать. Всякий раз, когда я смотрю на него, я вспоминаю ее лицо, думаю обо всем, что могло быть у нас и чего уже никогда не будет. Кайлан такого не заслужил. Он достоин отца, который сможет смотреть ему в глаза.
Стылый ветер вновь хлестнул Мэрика по лицу, и он смолк, не в силах больше шевелить окоченевшими губами. И это было хорошо. Потом кто-то осторожно коснулся его локтя, и Мэрик, не ожидавший этого прикосновения, вздрогнул. Он открыл глаза, повернулся и увидел, что рядом с ним стоит Ута. Взгляд ее был исполнен сочувствия.
– «Мэрик Спаситель» – это всего лишь слова, – сказал он, обращаясь к магичке. Она все так же сидела у костра и даже не смотрела в его сторону. – Меня прозвали так, поскольку считается, что я спас Ферелден. Правда, однако, в том, что мне никогда и никого не удавалось спасти.
С этими словами он повернулся и пошел прочь от костра, навстречу крутящемуся в темноте снегу. Гномка не стала его удерживать, и, если все остальные и смотрели вслед, никто из них не сказал ни слова. Ему было уже наплевать, устроило ли эльфийку то, как он отвечал на ее вопросы. Пусть себе презирает его. В конце концов, ее обвинения не так уж и беспочвенны.
Мэрик брел по укрытым глубокими тенями сугробам. Наконец-то выглянула из-за туч луна, и ее серебристого сияния, отражавшегося от холодной глади снежного полога, было более чем достаточно, чтобы освещать ему дорогу. Король поднялся на гребень скалистого холма, глянул перед собой – и у него захватило дух. Отсюда как на ладони была видна вся долина – бескрайняя белизна под усыпанным холодными звездами небом.
Это было великолепное зрелище. Мэрик не знал, как долго простоял вот так, любуясь заснеженным простором. Дыхание облачками пара срывалось с его губ. Казалось, что эта долина протянулась до самого края земли, и ее безупречную гладкость нарушали лишь редкие сосновые рощицы. Отчего же он никак не может вспомнить, когда в последний раз любовался этакой красотой?
«Это мое королевство, – печально подумал Мэрик, – а я его теперь совсем не знаю».
Сзади донесся едва различимый хруст снега.
– Оставьте меня в покое, – не оборачиваясь, пробормотал он. – Неужели вам мало было тех расспросов?
– Мэрик, я прошу прощения, если мои Стражи оказались излишне бесцеремонны.
Это была Женевьева. Король поежился от холода и лишь сейчас сообразил, что она, пойдя вслед за ним, бросила свой пост. Быть может, решила закончить то, что начали ее подчиненные?
– Не подобает так обращаться с королем. Я напомню им о хороших манерах.
– Не нужно, – вздохнул Мэрик. И, плотнее запахнув меховой плащ, отвернулся от великолепия долины. Командор стояла в паре шагов от него, и ветер развевал ее белоснежно-седые волосы. Мэрик внутренне поежился под ее жестким оценивающим взглядом. – Я сам сказал, чтобы вы обращались со мной как с обычным человеком, – что же удивительного в том, что вы так и поступаете?
Женевьева ничего не ответила, хотя, судя по выражению лица, ее заботили не только неприятные минуты, пережитые Мэриком. Наконец она коротко кивнула, как если бы мысленно пришла к какому-то решению:
– Возможно, Мэрик, было бы лучше, если бы ты вернулся во дворец. К сожалению, мы не сможем сопроводить тебя туда, однако я подозреваю, что и один ты будешь в большей безопасности, чем с нами на Глубинных тропах.
– Ты передумала?
Женщина-командор выразительно изогнула седую бровь:
– А ты разве не передумал?
Мэрик не знал, что на это ответить, и затянувшееся молчание стало неловким.
– Я не виню тебя за недоверие к моим видениям, – наконец проговорила Женевьева – так мягко, что Мэрик испытал сильный соблазн ей поверить. – Им верят даже не все Стражи. Многие говорили, что мой брат мертв, а если это и не так, все равно уже ничего не поделаешь.