— Боже, Хэла, спасибо! — кивнула Мила с благодарностью.
Женщина предложила ей отвар и, попросив какого-то мальчишку принести кружку для белой ведьмы, налила в неё тёплой жидкости.
— Хэла? — девушка замялась. — Я хотела спросить… но это… ну…
— Милка моя, опять мямлишь? — вздохнула чёрная ведьма.
— Хотела про секс спросить, — буркнула она, а Хэла озорно улыбнулась.
— Ну жги, что там твой небожитель выдал? — повела бровью женщина.
— Роар не… он ничего не выдал. Я хотела спросить про… — и как про это спросить, ааа! — Про…
— Минет? — воскликнула чёрная и приподняла бровь. Милена открыла рот, а потом спохватилась и оглянулась по сторонам, чтобы кто не услышал их разговор. — Прости, залезла в мысли твои, потому что не могу слышать, как у тебя слова ползут словно улитки.
Милена обречённо кивнула и покраснела. Нет, злости на Хэлу не было, потому что — ну, правда, наверное невозможно слушать как она мнётся и в итоге ничего не говорит.
— У них тут не практикуют такое, — ответила Хэла на незаданный вопрос. — Эмм, точнее это не что-то этакое, но редкость очень редкая.
— А ты и, — девушка прикусила губу, но договорить не смогла, потому что чёрная ведьма пригрозила ей пальцем.
— Так, ко мне в постель не лезь, а? Я бы в вашу с Роаром тоже предпочла ба не заглядывать, но что делать, приходится вот периодически, — и она закатила глаза и развела руками.
— Я всё испортила? — глухо спросила Милена, скорее у самой себя, чем у Хэлы. Да и в целом это был даже не вопрос, а констатация факта.
— Почему? — удивилась чёрная ведьма. — Я-то думаю, чего это у твоего бога Олимпа лицо такое сияющее, а это девица оказывается перепила и прессанула мужика в ночи́. Как там у нас — и на старуху бывает… и митару достаётся.
— Хэла, ну тебя! — стушевалась девушка.
— Да успокойся, всё хорошо, в самом деле! Я же тебе говорила уже. И вообще всё, что там между вами происходит — это ваше и ничьё больше.
— Я его люблю, — сама не понимая зачем сказала Мила.
— Угу, — кивнула Хэла.
— А ты любишь ферана?
— Ты у меня уже спрашивала вроде, нет? — приподняла бровь чёрная ведьма.
— Он кажется мне таким суровым и неприступным, — ответила она. — Роар тёплый, а феран он такой… не знаю…
— Холодный? — спросила Хэла и ухмыльнулась.
— Ну, — замялась снова Милена, понимая, что слово “холодный” не очень подходит Рэтару Горану.
— Ты влюблена, поэтому Роар тёплый, — мягко проговорила чёрная ведьма, — поэтому у тебя от него мозг в кисель превращается, поэтому он лучше всех. Хотя иногда тебя тянет на острые предметы и ты пытаешься убиться об Элгорушку.
— Господи, Хэла! — и Милена снова обернулась по сторонам.
— Влюблённость это хорошо, это здорово, — словно не замечая замешательства девушки проговорила Хэла. — Это молодость. От этого дух захватывает.
— Постой, — нахмурилась белая ведьма. — Влюблённость — это не любовь.
— Нет, — согласилась женщина. — Любовь…
И она вздохнула, горестно, на мгновение словно уходя в себя.
— Это тебе не бабочки и единороги на радугах. Любовь она как монумент. Как камень могильный, — проговорила Хэла словно сама себе. — То, что придавит и то что так просто не сбросить, не списать. Не забыть и пойти дальше. Любовь, как надгробная плита гранитная. Всё.
— Романтика, Хэла, — Милена обречённо покачала головой, вглядываясь в сидящую рядом женщину.
— Романтика у тебя, глупая, — улыбнулась та, встречаясь с девушкой взглядом. — Когда ты молод, у тебя вся жизнь впереди и ты можешь кидаться в омут с головой, можешь мечтать, можешь влюбляться без памяти и не бояться ошибиться, потому что у тебя есть время. Даже если ошибка будет стоить тебе десяти лет. Через десять лет ты все ещё будешь красива и всё ещё сможешь позволить себе влюбиться снова. А когда тебе сорок…
Хэла привычно повела плечом:
— Уже не можешь вот так сходить с ума, — вздохнула она и снова устремила свой взгляд куда-то в никуда. — Если ты ищешь человека, то ошибиться не можешь, ошибиться страшно, потому что времени кажется внутри уже не осталось. Потому что жизнь она тебя покидала и помяла. И сил на новые свершения порой просто невозможно найти.
Милена нахмурилась, хотела что-то возразить наверное.
— Нет, я не говорю, что в сорок жизнь кончена, — добавила Хэла. — И влюбляться нельзя. Можно. Я восхищена теми, кто может, кто так прекрасно бесстрашен. Но всё равно — так хочется, чтобы… знаешь, в двадцать взлететь не проблема. Даже упасть не проблема. А вот мне уже так отчаянно нужно верить, что меня поймают, если буду падать. Поэтому порой проще и не пытаться полететь.