Алик, бычкуя сигарету в пепельнице:
– Слушай, ну ладно мужики – мы так устроены. У нас же по любому поводу встает… – Ловит мой скептический взгляд. – Ну, ладно, уже далеко не по любому поводу, но все-таки… Мелькнет что-то такое, проскочит какой-то ток, и, слава богу, встает.
– У них ведь тоже встает. Ну, у теток, – уточняю.
– Слушай, я тебя умоляю! Что там может вставать?
– Не знаю, но встает. Можешь мне поверить.
– Нет, я не понял: ты на чьей стороне? Ты что, феминист? Может, ты даже считаешь, что женщины – такие же существа, как мужчины, только без х..? Это глубочайшее заблуждение! Вот в чем твоя проблема! Ты относишься к ней как к живому человеку, как к мыслящей субстанции. Ждешь от нее человеческих реакций. А человеческие реакции им не свойственны. К женщине надо относиться как к вещи! У нее в конструкции заложено: давать, сосать, улыбаться и варить кофе. Если неожиданно она выкинет какой-нибудь фортель, ты не должен выяснять с ней отношения. Тебе ведь не придет в голову выяснять отношения со сломанной кофеваркой или посудомойкой. Ты просто пойдешь в магазин и подберешь новую модель. Так что ничего у них не встает. Это чистое блядство! Ну, не томи, неси фотографии.
Иду в комнату за альбомом.
Кричит из кухни:
– Ты тут везде куришь?
– Ага.
– Вот это правильно. Как мне это надоело: «Послушай, ты не мог бы здесь не курить?» – кривляясь. А где мне курить? Анька меня вечно куда-нибудь отсылала.
Возвращаюсь с альбомом:
– Кстати, как она?
Отмахивается:
– А… Что ей сделается? Слушай, пока не забыл. Звонит мне недавно Вовка Фомичев. Говорит: я сейчас к тебе с девушкой приеду, она, говорит, хочет втроем. Ну, хрен с вами, приезжайте. Втроем так втроем. Хотя я этого не люблю.
– Да, я знаю, – подкалываю.
– Тем не менее я по такому случаю пропылесосил, пыль протер почти везде, белье чистое постелил. Диван отодвинул от стенки к центру комнаты, чтобы подходы со всех сторон были свободны… Кандидат наук, психолог – нимфоманка с бешенством матки. Просто дотрагиваешься до нее, а она уже вибрирует вся в твоих руках… Как она кричала, как стенала. Бедные соседи! А я только что квартиру купил, только въехал. Что они обо мне подумали? Так, посмотрим. – Открывает альбом. – Вау! Ну, что тебе сказать… Какие волнительные изгибы! – Чертит пальцем по фотографии. – Сиськи вроде есть… Нет, если серьезно, тут есть что ревновать. Есть за что опасаться. Вот он – повод для ревности. Вот, – тычет пальцем в снимки, – мне это знакомо. Слушай, а при такой внешности что у нее с мозгами?
– Молодая-дурная, но умная. Умная… Смеется, правда, не в тех местах.
– Смеется не в тех местах – это плохо, – с видом знатока. – Это уже не перерастет.
Не знаю, зачем я все это ему говорю. Мне сорок семь. Я давно живу на свете. Теоретически я бы уже мог стать дедушкой. Или вовсе – умереть. А все равно веду себя как мальчишка. Мне кажется, что другие мужчины опытнее и мудрее меня. Тот же Алик… Но никто ничего не знает наверняка. Все мы живем невпопад, наугад, как придется, или обманываем себя. Все мы, по большому счету, дети – седые, лысые, морщинистые, страдающие гипертонией, язвой луковицы двенадцатиперстной кишки, простатитом, геморроем…
Помню, бабушка забирала меня из школы. Наверное, я учился тогда в первом классе. Она держала меня за руку. Мы шли домой. Рука ее была теплой. И вся бабушка казалась большой и теплой. Мы шли медленно. Она жаловалась на сердце и то и дело останавливалась. Мне было хорошо рядом с ней, спокойно, уютно. Мне и сейчас хочется, чтобы кто-то большой взял меня за руку и повел куда-то, где я буду в безопасности, в какое-то такое место, где меня со всех сторон будет окружать забота…
– Понимаешь, я не знаю, как она ко мне относится.
– Она что, не говорит, что любит тебя? – удивляется.
– Да нет, говорит.
– Ну, а что тогда?
– Не знаю. Как-то не так, может, говорит. Ну и кроме слов это же еще по-всякому проявляется. Должно проявляться…
– Она слушает то, что ты ей говоришь?
– Слушает. Внимательно слушает, заинтересованно.
– Хорошо. В постели она все для тебя делает?
– Да вроде, – пожимаю плечами.
– Ей хорошо с тобой в постели?
Вот прицепился!
– Думаю, да. Но она никогда не сказала мне, что я самый лучший. Понимаешь, никогда не говорила мне, что так, как со мной, ей еще ни с кем не было хорошо…
– Ну, а если бы говорила, ты бы изучал паутину на люстре и думал: «Ну-ну…»
– Да, но это уже второй вопрос. И еще: она меня не гладит.
– В каком смысле? – недоумевает.
– В прямом. Лежим, смотрим телевизор – я ее глажу. По голове, по попе… Ну, я же знаю, что ей приятно. И мне приятно делать ей приятное. Это же понятно. Мне тоже было бы приятно, если бы меня гладили по голове, по попе… Но она меня не гладит.