— Да как же можно сомневаться! — притворно возмутился Четыре_пи. — И никаких скидок. За такой лук и рубля не жалко.
Он весело прошелся по рядам, взял еще два десятка домашних яиц, тушку ощипанной курицы, маленькую баночку соленых огурцов, подумал и купил булку хлеба. Немного постоял у сельпо, раздумывая, не зайти ли… В конце концов, за напитки был ответственным Ваня. Но последний еще на дежурстве, и все равно придется идти в магазин. Не лучше ли сразу купить. Хотя денег почти не осталось, а до получки еще неделя. Говорят, премию выдадут. Хорошо бы.
Четыре_пи потоптался еще немного и свернул на улицу, ведущую к больнице. Встречу Белова после пересменки, а то он еще с час возиться будет.
Как ни странно, Четыре_пи нравилось проводить время с друзьями. Вообще само понятие «друг» в сегинском языке отсутствовало. Существовало близкое, но не синонимичное слово «партнер». Но друг это другое. Это даже не набивший оскомину «товарищ», а именно друг. Который не задействован в общей профессиональной деятельности, а просто существует. Сам по себе. Не для того, чтобы создать вместе устойчивую конструкцию. А чтобы просто быть вместе. Иногда. В общем, друг — это друг. Это на уровне загадочных земных чувств. Нечто не анализируемое, не препарируемое, не разбираемое.
Они познакомились в клубе, на танцах. Коля Кузнецов всегда шутил, что на танцах обычно знакомятся с девушками, но так уж вышло. Агроном и врач, относительно недавно попавшие в колхоз по распределению, как магниты притянулись к такому же молодому специалисту. Посидели, поговорили, снова встретились, снова поговорили. Выпили. Именно тогда для чистоты эксперимента Четыре_пи отказался от нейтрализаторов и стоически принял всю полагающуюся алкогольную дозу. И уяснил, что выпивать с друзьями это некий сакральный акт, инициация, во время которой проявляются чудеса коллективного бессознательного. Информационное поле подобных посиделок было крайне скудным. Зато многое понималось без слов. Стирались какие-то границы, все сложное становилось простым и не требующим вербальных комментариев. Появлялась какая-то цементирующая общность. На утро обычно болела голова, и полностью отсутствовали воспоминания о предметах бесед, но ощущения чего-то совместно прожитого и пережитого оставались. Как будто вместе тушили сверхновую или занимались терраформированием. А потом можно было и не пить, и диалоги не исчезали из памяти, но общность сохранялась и творилось что-то над словами и вне слов. В общем, в очеловечивание Четыре_пи Ваня и Коля внесли свой посильный вклад.
В больнице было тихо. В приемном сидела Любочка — бледная медсестра с глазами печальной поэтессы. Любочка уже третий раз проваливала экзамены в мединститут, и начала прозревать, что не поступит и в четвертый раз. «Дура, — как-то сказал Белов про нее. — Добрая. Хорошая. Но дура».
Любочка кивнула Четыре_пи.
— Погодите немного. Иван Сергеевич гипс больному накладывает.
— А Маргарита Алексеевна еще на смену не заступила?
— Нет. Лена пришла, а врач задерживается. Вот и пришлось Ивану Сергеевичу принимать.
Четыре_пи присел на скамейку и стал обозревать висящие на стенах плакаты. На одном из них зубастое зеленое чудовище нападало на розового человека. Заголовок гласил: «Как защититься от гриппа». Второй плакат иллюстрировал беды алкоголизма. Синюшные личности с красными носами всячески недужили под решительным взглядом трезвого и сознательного товарища. Очевидно фраза «Пьянству — бой!» должна была воодушевить колеблющихся и не стойких. Кормящая грудью хорошенькая мать на третьем плакате со словами «Уроки материнства» была бы самодостаточной — настолько в этой картинке все было красиво: и профиль склонившейся женщины, и открытый участок обнаженной груди, и причмокивающий младенец — но на всякий случай на плакате присутствовал блок убористого текста. Четыре_пи вдруг поймал себя на мысли, что хочет ребенка. И чтоб его кормила примерно такая же прекрасная женщина. А он бы был сознательным трезвенником с соседней агитки. Хотя четко ответить на вопрос, чего хочется больше — ребенка или женщины, Четыре_пи не мог. И когда вдруг мимо проскочила хорошенькая стремительная Леночка и украдкой, но так призывно посмотрела на него, разведчик просто перестал думать и спросил.
— Лена, а Иван Сергеевич освободился?
— Еще минутку. Карту заполняет.
— Хорошо, спасибо.
— Обращайтесь, — с какой-то глубоководной радостью откликнулась медсестра и мгновение покачалась на каблуках, будто ища дополнительные слова. Но то ли не нашла, то ли не решилась их произнести.
Четыре_пи с интересом посмотрел ей вслед и невольно сравнил со Светой. Светланка, она такая плывущая, плавная… А Лена немного угловатая, быстрая… Бодрая какая-то…
— Леня, побойся бога! — совсем рядом раздался голос Белова. — Еще не хватало младший медперсонал соблазнять. На виду у начальства, между прочим.
— Да что я такого сделал то? — Четыре_пи понял, что оправдывается.
— Ты только что ел глазами задницу Мельниченко, — строго по-докторски сказал Ваня. — Ну что тебе, своих в школе мало? Или Сорокиной тебе мало?
— А что Сорокина?
— Ой, Леня, ну брось! — Белов присел рядом на скамейку и потянулся. — Все же знают, что ты из-за Сорокиной Трофимову челюсть сломал. В двух местах.
— Погоди, — напрягся Четыре_пи. — Ты хочешь сказать, это я ему челюсть сломал? Он же с лестницы упал.
— Да, — легко согласился Ваня. — Упал с лестницы. В истории болезни так и записано. Все шито-крыто. Но мне то не нужно тут заливать. А еще друг называется.
— Да что заливать то?
— Ой, ладно, ладно! — отмахнулся Белов. — Проехали. Но если что, имей ввиду. Все бабы эту уже историю обсосали, выводы сделали и оценку поставили. Поэтому не нужно на Ленку зеньки пялить. Совесть то имей.
— Да нужна мне твоя Ленка, — искренне возмутился Четыре_пи и где-то внутри себя понял, действительно не нужна ему никакая Ленка. Угловатая она и вообще.
— То-то же! — удовлетворенно отметил врач и посмотрел на часы. — Странно. Маргарита опаздывает. Не похоже на нее.
— Много работы? — поинтересовался Четыре_пи.
— Да, какое там, — Белов, не стесняясь, зевнул. — Сейчас одни вывихи и переломы. Говорил же председателю по селу трактор пустить. Он разок прошелся и все. А народ лодыжки, предплечья как дрова ломает.
— Да, хорошего мало, — согласился разведчик. — Подавай официальную жалобу от райздрава. Никуда товарищ Кривонос не денется.
— Дождешься от райздрава, как же! — почти зло буркнул Ваня. — А Кривонос не почешется, пока сам ногу не сломает. Лееееен, — вдруг крикнул он в глубину коридора.
— Да, Иван Сергеевич, — выглянуло из процедурной скуластое Ленкино лицо.
— Хорошая моя, ну что там с Маргаритой? Уже час, как ее смена началась.
— Ума не приложу. Она обычно пунктуальная, — с беспокойством ответила медсестра. — Может домой к ней сбегать?
— Если через 15 минут не явится, будем тревогу поднимать, — решил Белов.
— Хорошо, — девушка скрылась в кабинете.
— Кстати, ты на Лену какие-то виды имеешь? — после некоторой паузы с тихим любопытством спросил Четыре_пи. — Она не очень похожа на эту… как ее… среднерусскую бабищу.
— А-а-а, ты заметил, — хохотнул Ваня. — Есть в ней что-то татаро-монгольское, правда?
Да, нет. Это я так… просто в плане коллективной моральной дисциплины. Чтоб никакого несознательного флирта.
— А разве флирт бывает сознательным?
— Конечно. В стране победившего пролетариата даже малейшее ухаживание должно носить признак партийности.
— Ой, ну тебя, — поскучнел Четыре_пи.
— Да, шучу-шучу! — Белов ткнул его в плечо. — Флиртуй на здоровье. Хотя зачем тебе Мельниченко… Если Сорокина под боком. Была б у меня такая краля, я бы может в этой деревне на всю жизнь согласился остаться.
— У нас ней нет никаких межполовых отношений, — сказал Четыре_пи и не очень поверил себе. — Мы просто добрые соседи. Дружим немного.
Белов картинно закатил глаза.
— Ботаник ты, Леня. Такое ощущение, что у тебя никогда бабы не было. Чему ты детишек учишь… Межполовые отношения… Откуда вообще такую формулировку выкопал? Или «дружим немного». Сказанул тоже! Ты что, до сих пор веришь в дружбу между мальчиком и девочкой старше 20 лет?