Катю восхитило обилие отражений:
– Меня тут так много! И тебя, бабушка, тоже! И мамы с папой!
Из лифта выходим в небольшой холл. На стене картина, пошловатая, честно говоря, репродукция «Утро в сосновом бору» Шишкина, столик и два кресла. Кто тут сидит? Челядь, прислуга, ждущая по утрам позволения войти в апартаменты и приступить к обязанностям? Направо и налево две стеклянные двери. Налево две квартиры, поясняла Маша, по двести квадратных метров, если не больше. Нам – направо. Маша непривычно возбуждена, многословна. Она говорит, что тут, в отдельном, изолированном, но не маленьком предбаннике, прилегающем к ста сорока метровой квартире, можно развесить по стенам Катькины рисунки и поставить напольные вазы или корзины с сухоцветами. Маша увлечена созданием композиций из сухих цветов. Данька тоже взволнован, но прячет свои эмоции за бурчанием: «Эти твои пылесборники!»
Квартира, которую они собираются купить, была неприглядна, если не сказать, что напоминала помещение, где преступники держат заложников, а если выкупа не поступит, то заложников можно легко прикончить. Громадная серая, унылая пустая бетонная коробка. Владельцы не делали ремонт, потому и цена, считают Маша и Даня, приемлемая. Зато тут три стояка! Оказалось, это водопроводно-канализационные подводки. Один – для кухни, два – для ванных и туалетов. Трем человекам не обойтись без двух туалетов и ванных? Ребята ходили по бетонной крошке, и градус их энтузиазма повышался, а мой сходил на нет. Во сколько выльется превратить этот склеп с видом на Сокольническую Слободку и Русаковскую улицу? Возвести стены, сделать пол и потолки, оштукатурить, покрасить, двери установить, сантехнику… Я не спрашивала о стоимости. Я поняла, что и для первого взноса им не хватает, а потом ипотека (на двадцать лет!) под залог моей и Любови Владимировны квартир.
Мы согласны! Мы ради детей готовы съехать в дом престарелых за полярным кругом. Мы знаем, что они никогда не допустят подобного.
Мы так не жили! Мы панически боялись долгов, ведь их надо из каких-то доходов отдавать. «Каких-то», кроме зарплаты не имелось. Наши дети – другие. Смелые, авантюрные, бесшабашные. «Даня, как можно ехать с семейством в отпуск в Грецию (кататься на снегоходах на Алтае, на квадроциклах в Мурманской области), если у тебя непогашенный кредит в банке?» – «Мама, легко! Не парься!»
С Любовью Владимировной мы по телефону давали волю своему возмущенному недоумению. Причем время от времени менялись местами (как хороший и плохой полицейский).
– В Грецию? – пыхтела я.
– Так и меня берут, – каялась Любовь Владимировна. – Паспорт заграничный сделали, визу шлепнули. Ой, не знаю! Вы-то отказывались!
– Неоднократно! Куда мне! В самолете нет кресел для моих габаритов. Да и вообще!
Другой разговор:
– Александра Петровна, это уж ни в какие рамки!
– Что случилось?
– Даня купил Машке автомобиль! Нашлась принцесса! Правда, машина бэу. Трудно ей общественным транспортом передвигаться!
– Купил, значит, имел возможность.
– Какая возможность, если в долгах как в шелках?
– Что Маша говорит? Она ведь вам, как матери, должна признаться!
– Говорит: «Не парься, мама!» В смысле: не волнуйся, – пояснила Любовь Владимировна.
– Но вы-то выпытали?
– Вроде Даня как бы сверхурочно, как бы на халтуре, какой-то проект в смысле компьютерной программы стал делать. Очень денежный. По ночам сидит, глаза как у бешеного кролика – красные. Я ничего не понимаю в этом! – прохлюпала Любовь Владимировна.
Она имела в виду не конкретную ситуацию, а в целом – жизненную установку наших детей.
– Аналогично, – призналась я.
После посещения Дома в Сокольниках мне стали понятны прежде казавшиеся абсурдными действия богатых родителей, которые покупают своим отпрыскам дорогущие автомобили. Детки гоняют на них с сумасшедшей скоростью по ночной Москве. Сбивают случайных прохожих, то есть становятся убийцами, преступниками. Детки сами гробятся – погибают или долго лечатся, остаются инвалидами. Почему? Зачем вы подвергаете своих детей безусловной, когда-нибудь обязательно реализуемой опасности?
Потому что ребенок хочет! Он давно вышел из возраста, когда его можно порадовать (себя, возможно, больше, чем его) новым конструктором или чудесной куклой. Он давно оторвался от вас, живет в реальности, в которой вы не понимаете ни бельмеса. Но вас по-прежнему изъедает потребность порадовать дитятку, увидеть на его лице восторг и благодарность, почувствовать невыразимое счастье его объятий, когда он бросается вам на шею.