— А мы уже подоили, мамочка! — весело крикнула Ксюша.
Глотнув парного молока, Марья Ивановна объявила своим печальную новость:
— Явдошка, боюсь, совсем умом тронулась: говорит, у нее домовой под печкой завелся! Она его Кешей зовет...
Ксюша засмеялась, а Ванюшка головой сочувственно покачал. Жалел он бабку Явдошку очень.
— Отдыхать пойду! — сказала Марья Ивановна.
— У-у, мамуля! Посидела бы с нами: мы соскучились! — сказала дочка Ксюша. — Ты б хотела, чтоб у нас настоящий домовой жил?
— Я б с ума сошла тогда! Из дому бы точно сбежала!
— А я б хотела! Интере-е-есно!
Марья Ивановна только рукой махнула, потянулась и зевнула.
— Иди, милая, отдохни. Совсем замучилась! — пожалел ее муж Ванюшка.
Новая учительница
В ночь под Первое сентября Марья Ивановна не спала, все ворочалась с боку на бок.
Сначала беспокоилась, что бабка Явдошка совсем ума лишилась. Бедная, бедная! К врачам ее свозить, что ли? Так что они сделают!? Сыновей ведь не вернут...
А потом она стала думать о том, что обещали еще одну учительницу в школу назначить в новом учебном году, а, видишь, не прислали.
Конечно, кто поедет в глухую деревню, да еще когда и зарплату месяцами не платят? Значит, опять ей в две смены работать.
А как бы хорошо: первый и третий класс — одна бы вела, а второй и четвертый — другая. До часу дня и отучили бы ребят. И для внеклассной работы и для себя сколько времени бы оставалось!..
За этими раздумьями и ночь почти пробежала...
Когда Марья Ивановна корову доила, услышала, как по деревне мотоцикл промчался.
— Куда это Веня покатил спозаранку? — спросила она у коровки Ночки.
Марья Ивановна всегда с ней разговаривала.
А серьезная коровка Ночка ни разу не соизволила ей ответить. Наверное, твердо решила: молоко даю, а разговорами хозяйку баловать — это лишнее.
Марья Ивановна, конечно, и не ждала ответа: твердо знала, что даже самые умные коровки говорить не умеют...
Она уже, было, совсем в школу собралась. Первого сентября пораньше надо приходить. Дети с родителями явятся, с дедушками и бабушками. Все такие отглаженные, нарядные... Цветы принесут или красивые еловые ветки с шишечками. У крыльца соберутся, а тут и она выйдет, и слова приветствия им всем скажет!..
Вдруг мотоцикл снова затрещал, как пулемет. У ее дома затих. Потом в сенях затопали. Венькин голос зазвучал:
— Гости к вам, Марья Ивановна!
— Входите! — отозвалась она.
Первой вошла девушка. Волосы из-под синей шапочки — кудрявые, глаза — большущие, шейка — длинная, тоненькая...
— Я — новая учительница, — робко так сказала.
А Венька за ее спиной глупо улыбался и объяснял:
— Еще вчера из района позвонили, чтоб ее встречать. А я хотел вам сюрприз преподнести!
Ох, этот Венька!.. Она из-за его сюрприза чуть не всю ночь с боку на бок ворочалась, огорчалась, что опять одной работать!
— Ну, я пойду, — сказал он, а сам не тронулся с места. Словно прилип к двери.
“Влюбился сразу, что ли? — подумала Марья Ивановна. — Иди, Веня! Спасибо! — сказала вслух.
Молоденькая учительница так и стояла с чемоданом в руке. Глаза у нее были то ли испуганные, то ли печальные. А, может, и печальные, и испуганные одновременно.
— Да ставь чемоданчик-то! — сказала Марья Ивановна приветливо. — Пироги с черемухой едали? То-то, сейчас угощу... А молочка парного хотите? Вас как зовут?
— Фелицата! — застеснялась новая учительница.
Марья Ивановна руками всплеснула:
— Редкое имя какое! И вам оно очень подходит!
Венька ухмыльнулся в рыжие усы и ушел.
В школе Марья Ивановна за новенькой ревниво следила. Понравится ли?
Фелицата огляделась и ахнула:
— Как у вас хорошо!
Пол в классе был такой желтый, что, казалось, на нем солнце лежит, хотя день намечался пасмурный.
И казалось, что в окнах нет стекол, до того они были прозрачны и чисты.
На деревенской улице, и на домах, и на кедрах, которые стеной за деревней стояли, — ранний пушистый снег, по-утреннему еще голубой и синий, а тут, в классе, на одном подоконнике розовые и белые герани цветут, а на другом — алым цветом цикламен бушует...
— Откуда? — удивилась Фелицата редкому цветку.
— Из самого Красноярска чуть не в зубах тащила: машины же не дают!
— А изразцы у вас какие!..
Фелицата к зеркалу печки подошла, чуть не каждый изразец погладила, пальчиками по рисункам поводила...
Очень это Марье Ивановне понравилось: она сама тайно, когда в школе никого не было, тоже любила картинки на изразцах рассматривать.