Про Фому
Одноногий мальчик медленно ковылял по осенней хмурой улице, тяжело опираясь на скрипучие костыли. На плече у него дрожал от холода маленький рыжий котенок, прижимаясь мокрой слипшейся шерсткой к тоненькой шее хозяина. Мальчик тоже дрожал - кургузое драное пальтецо не могло защитить истощенное тельце от пронизывающего октябрьского ветра, настоянного на мелкой ледяной мороси.
У Фомы защипало в носу от внезапной острой жалости к мальчику. «Эк ведь как меня...» - шмыгнув носом, прошептал Фома и застрелил мальчика. Чтоб не мучился. Котенок жалобно запищал, продолжая жаться к хозяину. Он по-прежнему сидел на плече, только не вертикально, а так, будто составлял с телом мальчика одно целое, и когда тело приняло горизонтальное положение, котенок послушно принял такое же - но не лег, а именно продолжал сидеть, только горизонтально, будто вместе с подстреленным мальчиком рухнул сам вектор тяжести.
«Тем более. Урод!» - непонятно к кому обращаясь, ругнулся Фома и щелкнул мышью по крестику в углу окна. Посидел, посопел, уставившись в чистый темно-зеленый экран с редкими иконками («Никаких обоев, нафиг!» - строгое давнее кредо) и потянулся-таки курсором к кривенькой «W» в рамочке. «Word» услужливо выпрыгнул, распахнулся - словно халдей в крахмальной сорочке, - только что не раскланялся.
Фома поерзал в кресле, бодренько пошаркал ладонью о ладонь и открыл «Берегиню из клубка», все ее двенадцать авторских листов. «А надо шестнадцать, как минимум, кровь из носу, - напомнил себе Фома, - и, как аналогичный же минимум, через пару недель, не позднее.»
- Но это же немыслимо! - возразил сам себе Фома. - На тебе еще игрушка висит глюкавая.
- Ни фига. Игрушку - в отстой, - отреагировал он же. - Программерство - кандалы на шее свободолюбивого писателя!
- А на шею вешают кандалы, писатель? - ехидно поинтересовался кто-то из них.
- Олег Андреич не только кандалы навешает, если прогу не отладишь...
- Отлажу. Потом. Не горит, - отмахнулся Фома, хотя прекрасно понимал, что «горит». Да еще как - синим пламенем! Но и «Берегиню» надо добить, во что бы то ни стало. Издательство одобрило первую часть. Месяц назад. И дало месяц сроку на вторую. С трудом удалось договориться на полтора. Иначе... Не хочется и думать, что будет иначе. Этот поезд уйдет, а когда будет следующий - расписания нетути. Первый роман, «Исправления», так и завис где-то в пути. Словно попал на тот самый поезд, в котором, будто бы, до сих пор голова Гоголя путешествует. Договор, подписанный, второй год лежит, а книги как не было, так и нет. Редактор же только отписки шлет: «Подождите... Временные трудности...» А с «Берегиней» вроде бы повезло. В другом, конечно, издательстве. Хотя, как знать... С «Исправлениями» тоже все складно начиналось. Но дописывать роман надо! Эх, кабы не чертова эта работа, не опостылевшее до тошноты программирование... Писать бы да писать!
- И писать, и писать, и писать, - забормотал уже вслух Фома, прокручивая текст «Берегини». Остановился в начале недописанной главы. Стал перечитывать:
«Однорукая девочка из последних сил тянула за веревку корову. Она брыкалась, мотала головой, пытаясь сбросить рогами веревку. Будь у девочки вторая рука, она бы стеганула мерзавку прутом, а так девочка лишь плакала, и даже размазать по конопатым щекам слезы ей было нечем».
- Тьфу ты! - подпрыгнул Фома. - Что за питомник детей-инвалидов? Куда твою башню сносит, Ягошин?
Он снова плюхнулся в кресло, сжал виски ладонями. Перечитал абзац еще раз, стараясь не замечать увечье малышки. И все равно сморщился и затряс головой, словно пытаясь удалить с нее излишки пышной кучерявой шевелюры.
- «Она брыкалась»... - вновь заговорил с собой писатель-программист. - Кто «она»? Девочка? Пытаясь сбросить рогами веревку? Да она у тебя совсем мутант - без руки, зато с рогами!.. И дальше снова «она» - то ли девочка, то ли рука... Да мать ее ети! - вдруг громко выругался Фома, вскочил с кресла и ногой вырубил сетевой фильтр. Комп недовольно прогудел затормозившим на скаку винчестером.
- Да и фиг с тобой! - рявкнул на компьютер Фома. - Пропади ты пропадом вместе со всеми данными! Я только рад буду, если винт загнется. Все равно на нем туфта одна сплошняком напластана...
Фома сдернул с вешалки куртку, намотал на шею шарф и вывалился из квартиры, подальше от рогатых девочек, безногих мальчиков и криво сидящих котят. Ему до боли в легких захотелось глотнуть хоть немного настоящего, живого - пусть и дурно пахнущего автомобильными выхлопами - воздуха.
Октябрьский, пронизывающий до костей ветер тут же бросил в лицо Фоме горсть ледяных брызг. Это сразу напомнило ему о той проклятой игрушке с дурацким названием «Шутим по-черному!» и с не менее идиотским смыслом. «Олег Андреевич - козел», - подумал Фома, но уже почти равнодушно, - скорее по инерции.