Тиберий Мерквуд был высокого роста и сложен как башня. На его лице всегда проступала нежность и мудрость, а его глаза источали яркий свет. О его героических подвигах слагали легенды, пели в тавернах и шептались в спальнях. Но восхищались им вовсе не благодаря подвигам, он был чудовищно красив.
Облаченный в роскошные доспехи, украшенные витиеватыми узорами и символикой свечи, Тиберий был неотразим. Каждая деталь его брони была изящно выкована, отражая безупречный вкус и изысканность. Его двуручный меч «Добродетель» был самым знаменитым оружием в королевстве.
Следуя по своему пути, Тиберий Мерквуд был воплощением справедливости. Его присутствие и слова восстанавливали веру в людях, вдохновляли на подвиги и возвышали души. Часто он оказывал помощь тем, кто в ней нуждался, сияя пронизывающим светом надежды и исцеляя раны сердец. И никто не мог его упрекнуть в угнетении простых людей. Пойти в оруженосцы к нему было высочайшей честью и заветной мечтой всех мальчишек. Желающих было так много, что паладин снисходительно брал себе в помощники до десяти ребят.
— Как тебя зовут? — спросил паладин и аккуратно приподнял голову мальчика за подбородок, так, что большой палец оказался в углу дрожащих губ.
— Я — Мика, господин…
Еще несколько мгновений паладин держал руку на лице мальчика, тепло от прикосновения разливалось по всему телу.
— Имя для настоящего героя, правда? — мягко произнес Тиберий и убрал руку, оставив невидимый след.
Мика тут же опустил голову и потерял всякую волю. Подбородок горел огнем.
— Сколько тебе лет? Около восьми, да? Ты, наверное, уже мечтаешь стать оруженосцем, служить, чтобы самому стать героем?
Мика поднял голову. По щекам текли слезы, то ли от смущения, то ли от боли.
— Да! — достаточно громко выкрикнул мальчик.
— Да! — повторил паладин, и толпа одобряюще загудела. — А к кому ты бы хотел попасть на службу?
— К господину Гор На Драку, господин Меркель.
— К старому упрямцу? — паладин расхохотался. — Буду ждать тебя на испытаниях через несколько лет, парень. А пока тренируй удар.
Тиберий Мерквуд махнул рукой, и перед ним немедленно выступил огромный конь в красной попоне. С невероятным мастерством, которое граничило с чудом, Великий паладин вскочил в седло. Вознеся руки к небу, он излучал неподдельное восхищение и благословение, словно встречал прикосновение самого солнца. Он погнал своего коня догонять товарищей, оставляя за собой мерцающий след чистого света.
Мика снова оказался в толпе, которая, как живая река, захлестнула его, окружив со всех сторон. Восторженные взгляды зрителей были обращены к нему, наделенному магической благодатью Великого Тиберия. Он внезапно осознал, что великий паладин обратил на него внимание, что его присутствие среди толпы не осталось незамеченным. Великодушный и добрый Тиберий Мерквуд, как духовный отец, покровительствовал ему.
Мика стал центром внимания, и все желали оказать ему почесть, прикоснуться к части этой божественной энергии. Мать взяла его за руку и куда-то потянула. Толпа поспешно уступала дорогу семье мельника, распахивая перед ними путь, словно для высокородных господ. Люди шептались и указывали на них пальцами.
Мика вместе с отцом, матерью и братом покидали площадь, оставляя за собой шум и волнение. Узкие каменные улочки вели их к краю города, где скромно располагался бедненький постоялый двор. Дорога становилась всё тише и спокойней, оставляя толпы горожан далеко на площади.
Мельник жестом остановил свое семейство. Они оказались в старинном дворике, отражающим простоту и смирение. Главное здание двора было построено из темного камня, покосившиеся за века стены были изъедены мхом. Крыша, покрытая седой шиферной черепицей, слегка прогибалась под весом времени. «Кабанье рыльце» значилось на вывеске.
— Что ты там устроил? — заорал отец, хватая старшего сына за воротник.
— Посмотри, что с его лицом! — пискнула мать, протягивая руки к лицу мальчика, где уже оформился красный ожог.
— Ты понимаешь, что из-за твоей дерзости нас всех могли наказать? Ты подумал о своем брате? — не унимался глава семейства.
— Он меня выбрал! Он меня отметил! Я стану героем! — с небывалой смелостью закричал Мика, словно отметина на лице, в самом деле, давала ему сил.
— Ах, ты… — взревел отец. Замахнулся. Не ударил.
— Оставь его, Лобарт — проскрипел мерзкий старческий голос. — Мальчишка прав, да ты и сам видишь. Не нам рассуждать о воле героев. Ты теперь обязан его наставить. Покажи ему завтра собор, объясни, что его теперь ждет.