– Не десять! – принялся защищаться от беспочвенных обвинений Швец. – Пятнадцать! Надо было на спидометр смотреть! И то, поначалу! Потом ведь нормально поехали…
– Ага, – согласился хозяин квартиры, утирая выступившие от веселья слёзы. – Рулит и молится: «Только бы не стукнуть! Только бы не стукнуть!».
Смешинка от описываемой ситуации добралась и до Маши. Она живо представила себе нервничающего призрака и разулыбалась вовсю.
Обсуждаемый насупился.
– Боялся я её грохнуть. Твоя правда. Хоть и не моя, хоть и хозяйка дрянь распоследняя, но жалко ведь. Машина ни в чём не виновата.
Признание вызвало повторный приступ смеха у напарника.
– Тоха! Завязывай петросянить! Жалко ему… Ты же хотел в конце револьверной рукояткой слово из трёх букв на капоте нарисовать, на память! Забыл?!
– Это от нервов, – смеясь, защищался Швец. – Не нацарапал же! Остальное не считается. Ты давай, рассказывай нашей хозяюшке… – попробовал призрак перевести внимание на улыбающуюся кицунэ. – Меня потом обсудим.
Иванов угукнул, признавая правоту друга, со вкусом ополовинил свой бокал и вернулся к основной теме.
– Выехали без проблем. Добрались до дороги – тачку бросили. Антон сразу назад, к Солодянкиной рванул, проконтролировать, а я шефа вызвал. Тот сразу нарисовался, едва только мой доклад о наших похождениях слушать начал. Ох и орал!.. Все вороны в ужасе разлетелись. Когда немного успокоился, в ситуацию вник, смилостивился. Дождался его, – рыбий пузырь, поджариваемый инспектором в этот момент огоньком зажигалки, указал в сторону призрака. – Снова по шее дал. Теперь уже обоим.
– А вы? – не утерпела девушка, не умевшая слушать интересные истории, не обсуждая их.
– Мы? Нормально. Привыкли уже.
– Да, – вмешался Швец. – Я как из особняка вернулся, первым делом об увиденном доложил. Жуткое, я вам скажу, зрелище там развернулось. Викторию Егоровну как раз закончили развязывать. Она и кричать ни на кого не стала – испереживалась вся. Выгнала челядь, прошла в спальню, села у столика с косметикой, уставилась в зеркальце и плачет. Горько так, медленно… Возьмёт румяны – отложит. Баночки перебирает, скляночки всякие женские. Пальцем к щеке притронется – и замрёт. Словно не на себя смотрит. Глаза круглые, не моргает. Страшно ей… Ты зачем у тётки пять лет жизни отнял? Совсем сбрендил? Это ещё шеф не узнал…
Сергей отмахнулся.
– Никто у неё ничего не забирал. Я, когда колдовству самообучался, додумался, как из человека жизненную силу откачивать. Не до смерти, а так… чтобы вырубить. Тогда эффект и заметил. Вырубать, как ты видел, не стал. На понт взял. На арапа. На пушку. Через неделю у неё всё пройдёт. И рожа покрасивеет, и кожа разгладится. Но она это на косметику спишет и процедуры. А пять лет эти… никто не знает, когда кто умрёт. Пусть ходит и боится. Я Карповичу об этом сразу доложил, пока ты отсутствовал.
– Не будет бояться, – с ноткой печали заметил Швец. – Наш главный ей воспоминания стёр за последние сутки, ещё и велел подручным позвонить, отменить охоту на Валюхину… Так что зря мы эти танцы с бубном устраивали.
От такого заявления хозяин квартиры откровенно расстроился. Хлебнул пива, покрутил в руках кусочек тарани, отложил в сторону, собираясь с мыслями. После ответил:
– Не зря. Правильно сделали. Сам посуди – заявись ты сразу к шефу с проблемой, как бы это прозвучало? «Дорогой наш Фрол Карпович! – тонко, ни разу не похоже на Антона, загнусил он. – Я хотел миллион с тётки содрать, а получил охоту на ни в чём не повинную женщину. Не ругайте, пожалуйста. Разгребите за мной!» Как думаешь, чем бы твои покаяния закончились?
Напарник не знал, что ответить, и сидел молча, внимательно изучая содержимое своего бокала. А Серёга не успокаивался. Продолжал наносить удары по больному:
– Мы же красиво дело сделали. От денег отказались, когда предлагали, напрямую ничего не требовали. Жизни и здоровью не угрожали. Ситуацию разрулили, как сумели. По факту доложились. Замалчивать происшествие не стали. Попробуй – придерись! Не раскисай! Опрокинь ещё бокальчик!
Понятливая Маша поддакивала:
– Правильно Серёженька говорит. И мне немножко налей. Самую малость, обновить…
Неожиданно в голову инспектора пришла интересная мысль и он, наскоро помыв руки, поспешил в комнату, загадочно бросив:
– Я быстро.
Пока кицунэ с призраком соображали, что заставило Иванова бросить пиво и пойти невесть куда, тот вернулся и с удовольствием положил перед другом небольшую пачку цветастых бумажек.
– Твоя доля. Я же тебе об этом ещё у магазина сказать хотел, а ты заладил: «Лям! Лям…» Потом из головы вылетело. Счёт в банке открой, карту получи. Туда и положим, только в наши, кровные, переведём.