– Не тяни.
Вздохнув от огорчения за свои недооценённые способности артиста разговорного жанра, Антон признался:
– Пониже пупка. Я Печатью водил-водил, и в районе… к-гм.. трусов чувствую – нехорошее что-то. Потребовал показать. Солодянкина сначала не поверила, думала – издеваюсь, однако я настоял. Когда точное место пальцем указал – согласилась. Больше скажу! Забеспокоилась! – повысил голос Швец с таким видом, будто присутствующим этот нюанс должен был многое объяснить.
Иванов с Машей переглянулись. Пожали плечами.
– И? – озвучил общее мнение парень.
– Татуировка! – торжественно встав с табурета, провозгласил рассказчик голосом диктора Левитана. – Проклятие в татуировке оказалось! Давным-давно тётка партак набила. Ещё во времена лихой юности. Ласточку. Дрянь, кстати, работа, – усевшись обратно, выразил он своё личное мнение. – Из тех, что малолетки цыганской иглой в кустах бьют. Кривая и в одном месте с маленьким пробелом. Одно достоинство – небольшая. Тётка так-то из себя ухоженная, шкурка гладенькая, лавандой попахивает, потому такая корявка на ней как рояль в кустах смотрится. Пока она удивлялась – я ей и предложил вывести партак в косметологическом центре. Полностью. Шрам, конечно, останется, ну ничего страшного. Тоналкой замажет или новую татуху сделает, у мастера… А через недельку встретиться запланировали. Посмотреть – что и как. Если сработало – то она мне жертвует. Если нет – думать дальше. Ну и время проверить – утрясётся у неё в личной жизни или нет, тоже ведь нужно.
– Погоди, – остановил словесный поток друга Иванов. – Про проклятие давай в подробностях.
– Ты одевайся быстрее, – посоветовал призрак. – А наколки – с ними просто. Тот, кто делал – или слова, пропитанные ненавистью, нашептал, или что-то в тушь измельчил и добавил. Принцип тот же, что и у записок в подушках, которые молодожёнам дарят. Нацарапают гадость на бумажке или наплюют в перья, зашьют – и «Совет да Любовь вам, живите долго и счастливо». Неужели не слышал?
Машка подтвердила:
– Сплошь и рядом. Мы, домовые, всегда все подарки на описанные Антошей гадости проверяем. Чего только не находим… Самое удивительное – почти всегда эти мерзости делают те, на кого никогда и не подумаешь! Смотришь – нормальный с виду человек, а в душе у него злоба чёрная. Всю жизнь ищет повод отомстить за старые обиды. Все уже и позабыть успели – в чём дело. А он – помнит. И ждёт своего часа.
– Не знал… – протянул Сергей. – Но тогда бы от проклятых деваться некуда было! У нас все кого-то ненавидят!
Вместо Антона ответила кицунэ.
– Так и проклятия такие… в девяноста девяти случаях из ста – незаметные, слабенькие, к человеку не пристают. Редко когда злоумышленник заморочится и всё по уму сделает. К колдунье сходит или по-иному узнает, как правильно. С татуировкой, как мне кажется, сложнее. Там же кровь участвует, опять же – игла, синоним боли, используется.
– Тогда кто кого убивает? – уже натягивая свитер, вернулся к основной теме Иванов. – Пока дело выеденного яйца не стоит.
От упоминания про смерть Швеца передёрнуло. Он посерьёзнел, деловито перехватив у домовой инициативу в беседе:
– А вот тут самое важное и начинается. Я, когда обо всём договорились, снова невидимым стал, но из дома не ушёл. Там картин много по стенам, и в комнатах, и в коридорах. Всякие малые голландцы и прерафаэлиты в изобилии представлены. Решил посмотреть. Реально шикарно люди рисовали! У тётки денег – по всему видать, куры не клюют, такую галерею вот так, запросто, держать. Буржуйка, одно слово! Не знаю, сколько прошло – на часы не смотрел, но не долго, слышу – Солодянкина с кем-то по телефону говорит. К себе вызывает, да нервно так! Дом пустой, слышимость хорошая… Решил подождать. Через полчаса к ней мужик заявился. В гражданском, но с выправкой и взгляд такой… – он потёр палец о палец, подбирая правильную ассоциацию. – Рыбий. Холодный. У нас так КГБшники смотрели, когда на взятках коллег ловили. Прошёл, значит, этот гражданин к ней в кабинет. А она ему и говорит: «Вот адрес. Раньше там жила женщина. Её нужно найти и поинтересоваться, не делала ли она мне гадости в прошлом». Мужик, значит, уточняет: «Какие именно?» И тут тётка как взвилась, завизжала: «Любые! Про все спрашивай! Особенно про пожелания добра и радости!» Тот, судя по роже, мало чего понял, но к исполнению принял. Лишь напоследок спросил: «Потом?»
Дальше Швец говорить не стал. Сидел, глядя в пол и покусывая верхнюю губу. Его не торопили. Сергей заканчивал свои сборы и уже рассовывал по карманам разную мелочь.