— Да, мам, — донеслось от стойки.
— И щёткой мельче! Мельче! Пыли-то накопили... свинарник, а не дом!
— Поняла.
— А там что?
— Где? — немолодая хозяйка, явно дочь склочной пенсионерки, повернулась к матери.
— Да там! В углу!
— В каком?
— В том!
Спокойствие Екатерине давалось, судя по побелевшим костяшкам сжатых кулаков, с огромным трудом.
— Совсем слепая?! В том, где ты трёшь?
Щётка послушно завозила по центру ковра, где она и пребывала до этого.
Имя «Зоя» удивительно не подходило к сидящей на стуле. Таких кровососущих, обычно, именуют по отчеству, с дистанционной прохладцей, игнорируя обожаемое детьми и уважительное взрослое «баба» или «бабушка».
У Иванова в подъезде аналогичная стерва же водилась. Иначе, как Васильевна, её никто и не называл. Почти родственница этой карги. Такая же злобная, агрессивная и обожающая портить взаимоотношения с окружающими.
Но надо работать с тем, кто есть.
— Хозяйка! — крикнул Антон, привстав на цыпочки у ворот. — Хозя-айка!!!
— А? — синхронно обернулись к гостям обе женщины. Одна по привычке, другая, потому что считала себя главной в доме дочери.
— Мы к вам, Зоя... — призрак замялся, не зная отчества. — Поговорить надо!
— Пять тыщ! — донеслось с крыльца.
— Херасе, — растерянно протянул Иванов. — Ни здрасьте, ни пожалуйста...
В гараже промелькнула голова Николая, выглянувшего посмотреть, кого принесла нелёгкая.
— За что? — Антона тоже поразил такой подход к гостям.
— Не я к вам припёрлась, — парировала Жижина-старшая, демонстрируя стальную бизнес-хватку. — И сюда не звала.
Пока Швец подбирал достойную отповедь, Серёга дёрнул приятеля за рукав.
— Тоха! Бабка — наша клиентка. Ей уже не очень хорошо, но старуха бодрится. Привыкла, что постоянно здоровье беспокоит, и не обращает на самочувствие внимания. Сам присмотрись.
— Ауры почти нет.
— А должна быть, пусть и слабенькая.
— Проклятие?
— Не похоже. Что-то другое.
— Тогда я исчезаю и пробегусь по дому. Посмотрю, что и как. Ищем соль?
— Её. Более чем уверен, найдёшь.
Инспектор хотел развить мысль, однако старуха не дала ему договорить, являя чудеса дальнозоркости в столь преклонном возрасте.
— Я тебя помню! — беспардонно неслось с крыльца, заставляя дочь прятать глаза от смущения. — Ты экстрасенс, в машине забесплатно катался. А её дурак, — кивок в сторону совсем потупившейся женщины, — денег с тебя не взял. Вы, экстрасенсы, богатые. Я шоу смотрела, в золоте живёте и по передачам ходите! Потому плати, раз до меня нужда имеется!
— Не буду! — парировал Иванов, всерьёз заводясь от такого наглого вымогательства. — Сама придёшь!
— Он ещё и хамит! Тыкает пожилому человеку! — с удовольствием взвилась Жижина-старшая, настраиваясь на скандал. Досталось и дочке. — Катька! Твою мать всякие проходимцы оскорбляют, а ты и счастлива! Молчишь, только с мной норов показывать горазда! — снова к Серёге. — Кто тебя воспитывал, сволочь этакую?!
Понимая, что в перепалке ему не победить, инспектор развернулся и побрёл обратно по улице, бормоча под нос ругательства. Такое у него случилось впервые. Шёл помогать, а нарвался на выжившую из ума идиотку.
Или она всегда такой была?
В любом случае, покойный Гашков в этот момент показался ему моральным мазохистом. Пытаться связать жизнь с подобной каргой — верх безумия.
Напарник материализовался через три двора.
— Везде соль. В её комнатке под половиком, под подушкой, за шкафом, даже в карманы халата насыпана. Я пощупал осторожно. Посветил Печатью — чувствуется, непростая вещь. Смотри, — Антон извлёк из кармана пиджака свёрнутый в несколько раз бумажный листок, развернул его и протянул другу. — Взял для образца.
Касаться содержимого — нескольких бурых кристалликов, в которых соль узнавалась с огромным трудом, парень не стал. Провёл над ними ладонью, сортируя ощущения.
— Так себе, — вынес он заключение. — Скоро выдохнется. Слабее, чем та, на кладбище.
— Дело в количестве?
— Сдаётся мне, да. Качество откровенно хромает. Любая ведьма сделает лучше.
Подумав, инспектор всё же решился подцепить пальцем один из кристаллов. Тот немедленно попытался прилипнуть к коже, более всего напоминая присасывающуюся пиявку.
— Жизнь вытягивает, — скупо прозвучал вывод. — Во всяком случае, пытается.
— Вот ведь пакость, — брезгливо протянул Швец, убирая пакет в карман. — Надо родне сказать.