Помимо прочих допущений, ежели бы она знала, что Писарев будет здесь, у княжны, не пришла бы тем более. Теперь бежать было поздно. Да и Натали непременно обиделась бы.
- А второй стоит за вашей, Сергей Сергеевич, спиной, - съязвила, меж тем, княжна. – Более всего на свете они любят развенчивать убежденности скептиков. Кирилл Матвеевич, продолжайте, очень интересно.
Катя старалась не слушать, в ужасе понимая, что теперь господин Шишкин не уймется. Он, если к его увлечению не проявляли ровным счетом никакого интереса, мог говорить о духах часами. А уж если его поощрить!
- Ужасный, ужасный, ужасный Писарев, - пробормотала Натали, оказавшись возле Кати. – Если бы я знала, что Мишель его притащит, запретила бы приходить обоим! Вообразите, неделю пил беспробудным пьяницей. На учения не являлся, командование трижды вызывало – не пришел. Гладышев его велел холодной водой окатить, все бутылки из квартиры изъять и перевести в казарму от греха подальше. Судом грозил, говорят.
Терпеливо дождавшись окончания тирады, совершенно побледневшая Катя болезненным голосом проговорила:
- Наталья Александровна, вы не обидитесь, если я уйду? Мигрень разыгралась, сил никаких.
- Господи, да что с вами, милочка? – обеспокоенно спросила Натали. – На вас, и впрямь, лица нет. Идемте-ка, побудете одна. Раньше, чем вам легче станет, никуда вас не пущу. Сейчас я разыщу нюхательные соли…
И Катя послушно поплелась за княжной в небольшую гостиную на другом конце дома, где расположилась в удобном мягком кресле, подложив под голову думку.
- Я предупрежу вашего жениха, что увела вас, - продолжала щебетать неугомонная Натали. – Быть может, прислать к вам мою горничную? Она поможет, если вам что-то понадобится.
- Не беспокойтесь, пожалуйста, - пробормотала Катя. – Я побуду здесь в тишине, и все как рукой снимет.
- Да что же это с вами такое? Это нам, жителям севера положено маяться болями всех возможных органов. Но здесь, у моря, где ноябрь совсем не ноябрь… Не пугайте меня, Катиш, будьте здесь, сколько вам нужно. Позднее я загляну к вам.
С этими словами Наталья Александровна выпорхнула за дверь.
Катя лишь вздохнула и прикрыла глаза. Голова, и вправду, болела нещадно. И еще очень хотелось домой. Запереться в своей комнате ото всех. Совсем-совсем ото всех. В особенности от Шишкина. И еще более – от штабс-капитана.
Но штабс-капитан, действительно пивший всю последнюю неделю хуже сапожника, невзирая на увещевания денщика и ворчания князя Репнина, хотя и не отданный под суд, был в корне не согласен с мадемуазель Нарышкиной относительно того, как ей следует проводить свой досуг. Спустя несколько минут после того, как Наталья Александровна покинула малую гостиную, дверь снова скрипнула, и он вошел в комнату.
Он был бледен и выглядел уставшим.
«Пить меньше надо! – бушевал полковник Гладышев, приводя штабс-капитана в чувства. – Хуже дитя малого! Ох и подкинул мне Петр Михайлович задачку, низкий ему поклон!»
Писарев не отвечал, сидя на пеньке во дворе домика, куда был расквартирован. Его уже дважды окатили холодной водой. И он готовился к третьему заходу. Потому что протрезветь так и не выходило.
«Скорей бы тебя домой забрали, что ли!» - раздосадовано бросил полковник и махнул рукой. Где ему было понять, что штабс-капитану, в сущности, все равно здесь или дома. Везде был бы один и тот же исход – он влюбился в женщину, которая собиралась стать женой другого мужчины. История стара, как мир. Но его весьма озадачила.
- Что же вы делаете, Катя? – мягко произнес Писарев, глядя на ее тонкое лицо, в котором теперь, казалось, не было ни кровинки.
Она открыла глаза и взглянула на офицера.
- Отдыхаю, коль вы сами этого не заметили.
Писарев мотнул головой, и на лице его появилась улыбка. Совсем другая, чем прежде, – горькая, почти обиженная.
- Вы же не любите своего спиритуалиста. На кой черт вам сдался этот брак?
- Вам-то какое дело? – разгневанно спросила Катя.
- Я уже говорил вам, что мне есть дело.
- Я знаю, в чем состоит ваше дело!
- А я знаю, что вы зачем-то разыгрываете глупый спектакль. Я не видел в ваших глазах никакого расположения к жениху. Не видел, Катерина Дмитриевна! А потому отступаться не намерен. К черту Шишкина. Я люблю вас!