- Вы лжете! – она поднялась из кресла и встала перед ним с воинственным видом.
- Не лгу. Я люблю вас. Про такое не лгут.
- О чем угодно лгут. Первее всего – когда норовят выиграть пари.
С этими словами она приподняла кринолин. В пене кружевных юбок мелькнула острая коленка в белом чулке, и еще через мгновение холодные пальцы вложили в руку Писарева бархатную подвязку.
- Что станет вашим выигрышем? – спросила она звенящим голосом.
Несколько кратких мгновений он сжимал и разжимал в ладони кусок ткани, не в силах оторвать взгляда от ее лица и не веря себе в том единственном, что все происходящее не дурной сон. А потом наконец проговорил, с трудом разлепив губы:
- Откуда вы…
- Вы не отрицаете, - усмехнулась Катя. – Так какую цену вы мне назначили?
- Мой Ветер…
Она кивнула и, словно придя в себя, бросилась прочь из комнаты. Он замешкался всего лишь на несколько мгновений прежде, чем помчаться за ней. Но и того хватило, чтобы стало поздно. Катя стояла возле Натали. И здесь, среди людей… невозможно…
Теперь количество гостей сыграло ей на руку. Она незамеченной вышла из гостиной, а потом и из дома. Во дворе, воспользовавшись наступившей темнотой, быстро стянула спадающий чулок и, подхватив юбки, почти бежала до своей улицы.
Пассаж тринадцатый. Судьбоносный для Ветра
Он смотрел ей вслед с крыльца. Видел все. Как она остановилась посреди двора, как скинула чулок. Как обула ботинок обратно на ногу. В это мгновение к горлу подкатил гадкий ком, в котором он с удивлением узнавал чувство вины. Такой вины, от которой никогда не скрыться. Хотел бежать за ней. И бежать не мог. Никогда прежде не задевало его так чужое горе. Быть может, оттого что это горе и его тоже – одно на двоих.
Сунул руку в карман мундира. И руку обжег клочок бархата.
Ночь не спал. Один взгляд на бутылку коньяку, вытащенную из-под кровати, вызвал отвращение. Раскуривал трубку. Перебирал в руках ткань брошенной ему подвязки, будто намеренно причиняя себе боль.
К утру вошел в конюшню, где денщик возился с Ветром.
- Ну что, Григорий? – спросил он хмуро. – Ночь тихо? К прогулке готов?
- Да как всегда, Ваше благородие. Коли гулять изволите, так оседлаем мигом.
- Седлай, седлай, - пробормотал Писарев.
Часом позднее он стучал в двери дома, куда был расквартирован поручик Репнин.
- Что так рано? – удивленно встретил его князь.
- Скорее поздно, - буркнул Сергей Сергеевич. – Коня привел. Рассчитались.
Он оглянулся и кивнул на Ветра, которого под уздцы держал слуга Михаила Александровича.
- Так срок не вышел… - еще более удивился Репнин.
- Для вас не есть тайна то, что дама приняла предложение некоего достойного во всех смыслах господина.
- С каких это пор вас стало останавливать столь досадное недоразумение, - усмехнулся князь и посторонился, освобождая проход. – Прошу вас, Сергей Сергеевич.
- Нет, благодарю. Коня забирайте. Выиграли.
- Писарев, не устраивайте балаган! – нахмурился князь. – Я не приму вашего коня раньше условленного срока. Вы что же это, сдались?
- А вот это дело, милостивый государь, к вам касательства иметь не должно! – рассердился Писарев. – Выиграли – забирайте. Я от слова своего не отказываюсь.
- Я тоже. И я знаю, что по доброй воле вы никогда бы Ветра не отдали. Так что?
- Я не намерен впредь тратить ни своего времени, ни времени Катерины Дмитриевны на то, что не имеет смысла. Ее репутация, как вы понимаете, пострадать не должна. И ежели станут болтать, я вынужден буду… - Писарев не договорил, резко развернувшись, чтобы уйти.
- Да погодите же вы! – выкрикнул Репнин. – О мадемуазель Нарышкиной и без того болтают которую неделю. Теперь вы отдаете мне Ветра. Это не останется незамеченным.
- Именно так, - хмыкнул Писарев. – Станет ясно, что слухи не имеют оснований. Даст бог, быстрее забудется.
- Для слухов не нужны основания! – кипел князь.
- Верно, Михаил Александрович. Не нужны. Но все будут знать, что штабс-капитан об этот орешек зубы пообломал. А обсуждать мою персону куда как интереснее, чем будущую супругу титулярного советника Пышкина, или как бишь его!