Лицо Репнина стало серьезным.
- Отчего мне кажется, что вам небезразлично замужество маленькой модистки? Вот что, Писарев. Ветра пока оставлю у себя. И если вам понадобится помощь…
- Подите к черту, Репнин!
Пассаж четырнадцатый
- Сударь! Сударь!! Да-да, к вам обращаюсь, - кричал Репнин с мостовой импозантному господину средних лет в коричневом сюртуке, шелковом цилиндре и с тростью в руках, прогуливающемуся вдоль крыльца лучшей в городе кондитерской. – Не откажите в любезности.
Титулярный советник Кирилл Матвеевич Шишкин, а это был именно он, озадаченно приподнял брови, отчего лицо его стало казаться несколько более комичным, чем было на самом деле. Но вслух ответил:
- Чем могу быть полезен, сударь?
- Да вот конь мой захромал. Думаю, камень под подкову попал. Придержите за уздцы, а я посмотрю.
Господин Шишкин поморгал несколько раз и обернулся ко входу в кондитерскую, возле которой дожидался невесты. Он сопровождал ее везде и повсюду. Дел перед свадьбой было предостаточно, и Катрин настаивала на том, что нуждается в его помощи в любом из них. Либо в обществе госпожи Шишкиной, что сути не меняло. Она совсем перестала выходить из дому в одиночестве. И всякий человек уверен был бы в том, что происходит нечто невразумительное, но не титулярный советник Кирилл Матвеевич. Он пребывал в мечтательно-романтическом расположении и столь большое внимание своей невесты к его семье принимал за желание Катрин поскорее в нее войти.
Коней господин Шишкин искренно не любил. Ужасные животные, так и норовившие угодить ему копытом в колено. Мальчишкой он весьма серьезно пострадал. С тех пор лошадей опасался.
Но к вежливому офицеру на дороге все же подошел.
- Экая животина, - пробормотал он, обращаясь то ли к Репнину, то ли к коню.
- Да, конь знатный, - подтвердил князь. – Почитай друг. А ежели другу больно – надо помочь. Как думаете? – он вручил Шишкину поводья и, вместо того, чтобы заняться копытом, принялся разглагольствовать: - Мы с ним к морю проехались. Погоды нынче стоят изумительные, располагают к прогулкам. Вот, думаю, где-то там мой Паладин и подхватил камень. А вы верхом ездите?
- Мне по должности, к счастью, необходимости нет. Папенька когда-то конюшню держал, да как-то все недосуг было, - засмущался Шишкин. – А в сущности, знаете ли, для здоровья нет ничего полезнее пеших прогулок. Уж коли чего срочного, так на то извозчик всегда найдется.
О том, что не содержал выезда, он болтать не собирался, само как-то вырвалось.
Меж тем, покуда он болтал, из-за угла кондитерской показался штабс-капитан Писарев, нисколько не обращавший внимания на чудесный спектакль, разыгрываемый отныне лучшим другом, но глядевший только на дверь в означенное заведение с пирожными и кренделями. Очень скоро в ней появилась Катя. В блестящей атласной юбке с множеством кружевных оборок и новом капоре она привлекала к себе взоры прохожих и с улыбкой кивнула двум знакомым дамам, прошедшим вдоль улицы. Сергей Сергеевич оборок не разглядывал. На кивающих «свидетельниц» внимания не обращал. Ему было некогда. Он быстро подскочил к крыльцу, подхватил не успевшую и рта раскрыть барышню на руки и, развернувшись, скрылся за углом здания.
К тому времени мадемуазель Нарышкина уже пришла в себя и разразилась гневной речью, которая сопровождалась звонкими оплеухами.
- Вы несносный нахал! Немедленно верните меня обратно! Ежели господин Шишкин прознает – он вызовет вас на дуэль! И тогда вам несдобровать.
- Премного благодарен за ваше беспокойство о моей персоне, - кивнул Писарев, по-библейски подставляя под удар другую щеку. – Но это лучше – быть продырявленным вашим женихом, чем прожить остаток жизни, зная, что погубил вашу.
- Да что вы знаете! По какому праву вы позволяете себе… - она перевела дыхание и выкрикнула: - Думаете, коль я простая модистка, то вам позволительно не разводить политесов?
- Будете удивлены, если я скажу вам, что не думаю вовсе? – буркнул штабс-капитан и поставил ее на мостовую возле кареты. Раскрыл дверцу и кивнул. – Садитесь, а не то запихну вас самолично.
Катя не сдвинулась с места, сердито сложив на груди руки. Писарев тяжело вздохнул, легко подхватил ее подмышки и шагнул на подножку экипажа, увлекая мадемуазель Нарышкину за собой. Устроив модистку на сидении, рявкнул: «Трогай!» И, захлопнув дверцу, устроился напротив.