- Вы с ума сошли! – воскликнула она, намереваясь выскочить из экипажа.
Но было поздно. Карета сдвинулась с места, ее чуть тряхнуло, и Катя упала обратно на сиденье.
- Соглашусь с вами, - ответил Сергей Сергеевич. – Но это не я брожу повсюду с женихом и почтенными матронами, упреждая всякий случай для объяснения.
- Вы запамятовали, господин штабс-капитан. Мы с вами объяснились. Более не вижу резона для разговоров.
- Я вижу. В конечном счете, это меня лишили последнего слова, с чем я не согласен.
- Мы с вами не в судебном разбирательстве! – заявила Катя и отсела от Писарева подальше настолько, насколько это было возможно, чтобы их колени не соприкасались. Штабс-капитан хмыкнул, но исправлять положение не стал. Несколько мгновений молчал, глядя в ее разгневанное лицо. И не знал, что ответить, чувствуя растерянность едва ли не бо́льшую, чем в тот вечер некоторое время назад, когда между ними случилась безобразная сцена у Натали Репниной.
Писарев незаметно перевел дыхание и негромко произнес:
- Я не позволю этому нелепому недоразумению разрушить нашу жизнь.
- Разрушить только мою – куда как проще, - ворчала Катя, отвернувшись к окошку.
- Я никогда не причинил бы вам никакого вреда. Тогда, вначале, все было глупой шуткой. Но не после, поймите!
- Шуткой? – выдохнула она, взглянув на своего похитителя. – Благодарю вас, Сергей Сергеевич, мне стало легче. Я была шуткой. И мои чувства были шуткой.
- Да услышьте же меня! – взвился Писарев. – Я виноват. Я поступил недостойно. Но я не раскаиваюсь в этом. И не раскаюсь – иначе никогда не узнал бы вас. А я даже мысли подобной не хочу допускать. И будущности своей без вас я не мыслю!
От его слов Катя побледнела и вжалась в спинку сиденья экипажа.
- Куда мы едем? – с опаской спросила она.
- В церковь, - сердито ответил он.
- Куда? – задохнувшись, переспросила Катя.
- В церковь, к попу.
- Зачем? – голос был понижен до шепота.
- Зависит от вас, мадемуазель. Я намерен поклясться перед образами в том, что люблю вас. Если вас это удовлетворит, и вы сможете простить меня, нам обоим станет легче смириться с произошедшим. Если же в вашей душе осталось хоть немного ответного чувства после всего, что я натворил, то мы могли бы условиться с попом о венчании. Выбор за вами.
- Я не могу венчаться с вами, - она снова отвернулась к окну. – Папенька благословил меня с господином Шишкиным.
- Благословит еще раз! Вы же не любите этого своего Шишкина, Катя!
Она упрямо молчала.
Писарев сглотнул, не в силах отвести взгляда от ее профиля. И пересохшими губами, едва шевеля языком, прошептал:
- Я отпущу вас не раньше, чем вы поймете, насколько серьезны мои намерения, Катерина Дмитриевна. После... после решайте сами.
- Я вам не верю, - тяжело дыша, сказала Катя. – Сначала вы играли моими чувствами, теперь увезли без моего позволения. Я не знаю, чего ожидать от вас в будущем.
- Я ни минуты не играл с вашими чувствами! Я и теперь не играю! Я прошу вас стать моей женой, а вы не желаете этого слышать!
Она взглянула на него и, спустя бесконечно долгое время, тихо сказала:
- Желаю.
Теперь уже он молчал, то открывая, то закрывая рот. Беспокойный серый его взгляд метался по ее лицу – к губам, к глазам, к складочке у рта, к завитку возле лба. Потом стал тише, осмысленнее. И, наконец, Писарев проговорил:
- Да?
Катя кивнула, не отводя от него глаз.
- Вы любите меня?
- Вы выиграли спор, - сказала она с улыбкой. – Моя подвязка у вас.
Штабс-капитан Сергей Сергеевич Писарев, герой Восточной войны, потомок древнего благородного рода, неожиданно смутился и отвел взгляд.
- Мы никогда никому об этом не скажем, - глухо ответил он. – Но с вашего позволения я оставлю ее у себя. Как знак вашей любви.
- Только ежели ей не доведется соседствовать с другими.
- Прежде я до такого не додумывался, - буркнул штабс-капитан. – Но это вы своей неприступностью меня довели до крайности.