Когда Нарышкины скрылись в парадной, Писарев, наконец, осмелился впервые за весь вечер прямо и открыто посмотреть на Катю. Тоже еще… синий чулок…
«Хватит искать мне невест среди аспиранток!» - наорал он десять лет назад на мать и свалил в командировку. А после той чертовой командировки познакомился с… нет, не с аспиранткой – хуже! – с первокурсницей с редким именем Клава и роскошным телом. Они встречались три года. А потом он женился, потому что надо же когда-то на ком-то жениться. Собственно, и тогдашний руководитель его первого крупного проекта в NetCore весьма прозрачно намекнул на то, что супруга – оплот успешного мужчины. Он делал карьеру, менял квартиры, пробовал убедить Клаву родить, становился рогоносцем, разводился… И все это время где-то на земле жила Катя. Синий чулок.
- Куда хоть едем? – поинтересовался Писарев. И, кажется, это были его первые слова, обращенные к ней, не считая неловкого приветствия.
- Домой, - уныло пробормотала Катерина, глядя в залитое дождем окно, и назвала адрес.
С места не тронулся. Дождь, кажется, только усилился. И теперь уже где-то над ними небо озарялось яркими вспышками. Обыкновенная гроза. Обыкновенная майская гроза.
- Утром я хотел принести тебе завтрак в номер, - глухо сказал Писарев. - То, что планировалось после завтрака, тебе бы понравилось. Наверное.
- А ты романтик, - она по-прежнему разговаривала с собственным отражением на стекле.
- Какой есть. И меняться ни черта не собираюсь. В моем возрасте поздно.
- В моем тоже поздно делать многое, - Катя повернулась к нему. – Ты на родителей моих не обижайся, у них идея «фикс» - отдать меня замуж. Никак не хотят понять, что мне это не нужно. Надеюсь, сегодняшний обед, плавно перешедший в ужин, не нарушил никаких твоих планов?
- Нарушил, - легко сказал он и улыбнулся.
- Мне жаль.
- А мне – нет.
- Отвези меня, пожалуйста, домой, - помолчав некоторое время, попросила Катерина.
- И что ты будешь делать дома?
- Сереж, ну какое это имеет значение?
От этого ее «Сереж» глубоко вздохнул, чувствуя, как мерно, спокойно бьется сердце, будто только готовясь к тому, какой очередной фортель выкинет его обладатель. А он сам толком не знал, сердиться или сгрести в охапку своего найденыша и больше уже никуда и никогда не отпускать.
- Для мирового сообщества это, конечно, не имеет ровно никакого значения, - улыбнулся, наконец, Писарев. – Это имеет колоссальное значение для меня. К примеру, если ты планируешь устроить пьяную вечеринку, я, пожалуй, с удовольствием припрусь в гости. А если весь вечер ты собираешься переключать пульт телевизора в поисках какой-нибудь мелодрамы, то меня вполне устроит посидеть рядом на диване и почитать книжку. Вдруг тебе захочется чаю, а до рекламы еще далеко, чтобы отлучаться на кухню?
- То есть ты уверен, что ни для той, ни для другой роли у меня никого нет? – на ее лице появилось отдаленное подобие улыбки. – Я, пожалуй, вызову такси.
- Не знаю, может быть, для роли кто-то и есть. Ты не заигралась?
- Заигралась, - спокойно ответила Катя, не отводя взгляда. – Еще тогда, в Мюнхене. Потому и думаю, что все это надо там и оставить. Если бы я могла предположить, что меня ведут на смотрины к тебе, то уехала не только в Варшаву, а даже в Парамарибо.
- Лестно. Послушай, я сейчас задам тебе один-единственный идиотский вопрос. Постарайся не удивляться. Ответишь честно – отвезу домой и оставлю в покое. Идет?
- Идет.
- Ты сбежала, потому что влюбилась?
Катерина хлопнула ресницами. Она влюбилась. Она точно влюбилась. Неожиданно для самой себя и как-то совершенно бесповоротно. И это было странно, потому что до этого она была влюблена всего один-единственный раз в двенадцать лет в Сирано де Бержерака – он был жутко умный. Но сбежала она не поэтому…
- Я не сбегала. У меня просто был ранний вылет. Тур закончился, - пожала Катя плечами.
- Окей, будем считать, я удовлетворен, - процедил сквозь зубы Писарев, завел двигатель, отпустил сцепление и вдавил педаль газа.
Они рванули по ночному городу сквозь ужасную грозу, лавировали между машинами на дороге, вел он нервно, и пару раз рука рвалась к бардачку, где валялись сигареты. Потом вспоминал, что и окно не откроешь – зальет к черту. И ладонь снова цеплялась за руль. На Катю смотреть избегал – слишком злился. Но зато потом с удовольствием наблюдал за тем, как вытянулось ее лицо, когда они оказались во дворе совершенно незнакомого ей дома.
Впрочем, большого ума не понадобилось, чтобы понять, куда они приехали. Катя весело усмехнулась.
- Еще и обманщик!
- Сама хотела домой. Не понимаю, что тебя не устраивает.
Уже не сдерживаясь, она рассмеялась.
- С домом все устраивает. Идем, будешь показывать, как оставишь меня в покое.
- Вот тут соглашусь – слукавил. Покоя не будет точно. А еще у меня зонта нет.
- А горячая вода?
- Да хоть залейся. И кофе у меня тоже вкусный. Правда, я его традиционно, в джезве варю. Устроит?
- Вполне, – она сняла туфли и стянула чулки. – Побежали!
Он раскрыл дверцу, подхватил ее на руки, не обращая внимания на восторженный визг, в совершенном умилении от вида ее узких ступней. Промокли моментально, насквозь. И у него даже куртки не было, чтобы романтично, по-киношному укутать ее. Добрались до парадной, и вскоре в одном из окон на пятом этаже зажегся свет.
Гроза продолжалась всю ночь. Но, собственно, какая разница?
К слову, утром вспомнили, что в холодильнике осталось так и не открытое мюнхенское пиво. Конечно, не зеленое. Но пили кофе. Все-таки оба были уравновешенными негулящими трезвенниками.