- К тебе – нет! – отрезала она.
Писарев глухо застонал, наклонился, перехватил Катьку за бедра и закинул себе на плечо. Развернулся к подъезду, не слушая ее визга, но новое препятствие стало на его пути. Препятствие звали Юра. И Юра выглядел непоколебимым.
- Поставьте ее на место! – включил Юра мужика.
- Кыш с дороги!
- Поставьте.
- Да достал ты меня уже, бойскаут!
- Это ты меня достал! – неожиданно заорал Юра. – Мы до тебя, знаешь, как хорошо жили!
А Катька изловчилась и укусила Писарева за руку.
- Клаву свою таскай, - шипела она себе под нос.
Он взвыл и поставил, если не уронил, ее на землю. Думал, на минутку, чтобы перехватить поудобнее. Но внимание его отвлек водила такси, выглянувший из машины.
- Я сильно извиняюсь, с вами, конечно, весело, ребят. Но время идет. Кто-нибудь куда-нибудь едет?
- Нет! – от Писарева.
- Да! – от Катерины и бойскаута.
И в этот момент Сергей Сергеевич не выдержал. Не выдержал окончательно и бесповоротно. Он резко, не говоря ни слова, схватил Юру за шиворот – благо, рост позволял. И потащил его к машине, желая запихнуть в салон. Раз уж ребенок так желает кататься на машинке – пусть катается. Но без тетеньки-педагога.
Юра уперся рогом. Пытался отбрыкиваться ногами.
Эти брыкающиеся ноги в дорогих и не в меру белых кроссовках вынудили Писарева на крайние меры. И он ударил бойскаута в челюсть.
- Юра, не надо! – заверещала Катька, с ужасом понимая, что сейчас произойдет.
- Ты вообще за кого болеешь? – осведомился Писарев.
И это было последнее, что он произнес.
Удар под ребра двумя выставленными вперед кулаками, два удара по морде, приземление с последующим ударом головой об асфальт под страшный звон фанфар в черепной коробке. Вокруг запорхали бабочки. Не в животе – уже хорошо. Писарь отрубился.
- Зай, он же первый начал!
- Ты идиот! Безмозглый! – завопила Катерина в ответ, бросаясь к Сергею. Опустилась рядом с ним на асфальт и примостила его голову себе на колени. – Просила же! Что ты лезешь к людям со своей моментальной реакцией и первым разрядом по боксу? Груши тебе в твоей тренажерке мало? Вот что ты наделал? Откуда ты только взялся на мою голову? Видеть тебя не могу! – причитала она, стирая платком кровь, сочившуюся из рассеченной брови Писарева. – Скорую вызывай! Что стоишь, как истукан?
- Зай, прости! Ну, зая, я ж люблю тебя!
- Я тебя не люблю, - устало выдохнула Катя. – И я не знаю, как еще тебе это объяснить. Услышь меня, пожалуйста. Хотя бы раз в жизни.
- Не любишь? – бойскаут поморгал своими добрыми смышлеными коровьими глазами с длинными ресницами и указал пальцем на расквашенную физию соперника. – А его любишь?
- А его люблю.
Юра кивнул, чуть шмыгнул носом и направился к багажнику. Там уже возился шофер, без слов и сомнений вытаскивая Катькин чемодан. Бойскаут перехватил его, кивнул водителю и поставил чемодан перед Катей.
- Наверх поднимать? – спросил он, указав на окна пятого этажа, имея в виду то ли Писарева, то ли вещи.
- Сам, - отозвалось почти бездыханное тело Сергея Сергеевича.
- Сережка! – выдохнула Катька и чмокнула его в щеку. – Какой же ты олух! Чего ты к нему полез?
- А ты чего? – вяло спросил Сережка.
Мимо них с дорожной сумкой протопала на каблуках Клава и села в такси. Бойскаут сам куда-то незаметно подевался.
- Белые ночи, романтика, - мечтательно проговорил шофер, кивнув на двух сумасшедших влюбленных. – Когда еще такое увидишь.
- Да поехали уже! – блицкриг бывшей жены определенно не удался. Все, что оставалось – ехать к маме в Пензу. Второго такого дурака, у которого будешь жить на всем готовом, фиг найдешь. А тот, ради которого она разрушила свою слаженную семейную жизнь, уехал на ПМЖ в Австралию. Ее с собой почему-то не захватил.
Мотор захрипел, закашлялся, машина тронулась с места.
- Я с твоей Клавой не дралась, - улыбнулась Катька Сергею.
- Ты не уйдешь? – осторожно уточнил Писарев.
Она поднялась с колен и протянула ему руку.
- Идем, надо кровь остановить и обработать рану. И синяк будет.
- Ну, будет синяк, - отмахнулся Писарев и, взявшись за ее руку, поднялся. Чуть пошатнулся. Голова все-таки болела страшно. И гудело, и звенело, и шумело – в ушах.
Лифт долго ждать не пришлось. Через пару минут были в распахнутой настежь квартире – заходи, кто хочет, бери, что глазу приглянется.
Сидя на краю ванны, Сергей Сергеевич внимательно наблюдал за Рыжей, пока она размачивала под водой носовой платок.
- Не уйдешь? – снова спросил он.
- Приложи к брови, - велела Катя, протянув ему влажный прохладный платок, и стала сосредоточенно перебирать пузырьки в шкафчике над раковиной.
Писарев послушно прижал тряпицу к ссадине. И выругался. Перед глазами все еще летали разноцветные искорки. В конце концов, он был слишком стар для таких встрясок.
- Нас шведы кинули, - зачем-то сказал он.
- Перекись тебя тоже кинула. Хорошо хоть антисептик есть, - она вернулась к Сергею с ватным тампоном и лейкопластырем.
- Не уйдешь?
Катерина полюбовалась собственной работой медсестры и удовлетворенно кивнула.
- Ты есть хотел. Картошку греть?
- Угу. Я там конфеты твои купил.
- Какие конфеты? – недоуменно переспросила Катька.
- Ну, Дюшес. Ты просила, я помню.
Несколько мгновений, часто моргая, она внимательно рассматривала его трогательно разукрашенную физию. И не выдержала. Расхохоталась.
- Я лимонад просила! Дюшес! Напиток! Вечно ты… То кофе ешь, то конфеты пьешь. Только ты так можешь.
Писарев мотнул головой и улыбнулся. Вдруг стало тихо. Даже шум в ушах смолк. И в этой тишине он резко дернул ее на себя и сказал:
- Ты не уйдешь. Хватит. Налеталась, набегалась. Завтра в ЗАГС вместе двинем.